А вот была бы разгрузка такая эмоциональная — глядишь, и жизнь в другое русло бы пошла.

— А что, — говорю. — Для эмоциональной разгрузки обязательно мистическим образом попадать хрен его пойми куда? Типа, нельзя было как-то отвлечься и без всего этого?

— Можно, конечно, — горько усмехнулся Дэнчик. — Да только вот никто мне, детине, такую простую истину в головку-то дурную и не вбил. А вот сейчас понимаю. Нельзя на чем-то зацикливаться. Чревато это.

— Похожая история была, — вспоминаю я один факт из моей биографии. — Специалитет только закончил. Ну и, разумеется, пионер-всем-ребятам-пример, я во все тяжкие с работой. Бывало так, что несколько ночей домой не приходил. Тяжеловато молодому специалисту все же пробиваться, какими бы знаниями ты не обладал. Меня даже главврач пыталась домой отправить, а я ни в какую. Ну, доигрался. Решил все-таки в один момент, что, ладно уж, хватит, домой иду, а потом внезапно осознаю, что нахожусь посреди проезжей части. И ДПСники ко мне идут, лыбу давят. В наркологичку повезли, проверяться. Поняли потом, правда, что действительно заработался, повезло отделаться штрафом. Зато мозги мигом на место встали. Всех денег не заработаешь, а нервная система и уж, тем более, жизнь — одна.

— Да уж, — хмыкает. — Нежные мы с тобой какие-то, Максон. Хотя, казалось бы…

— Да чего нежные-то, — поморщился я от такого сравнения. — Нормальные мы. Просто сами по себе. Оттого и ошибки идиотские делаем. И у нас еще не все так плохо. Кто-то после такого начинает сутками валяться в постели, кто-то просто запирается дома, а кто-то отчисляется из Скрябинки, поступает в Сеченовский и после выпуска становится проктологом, — почему-то вспомнил я одного парня, который проучился в моей группе всего лишь один семестр первого курса.

— Причем, что самое-то интересное, оба мы с тобой сами-то по себе абсолютно добровольно, — подхватывает Дэнчик, предварительно посмеявшись с моих умозаключений.

— Во-во, — киваю. — Хотя, так и лучше. Правильнее. Только вот возникает риск от такой правильности впасть в меланхолию с переходом в слегка пошловатую сентиментальность. А уж после этого есть серьезный такой риск допиться до полного катарсиса. Да и не остается ничего иного, на самом-то деле.

— Ты же ведь не серьезно? — вскидывает бровь мой друг.

— Конечно не серьезно, — улыбаюсь. — Просто от некоторых вещей только ирония и спасает. Ну или, в моей случае, цинизм и щепотка высокомерия.

— Щепотка? — со скепсисом уточнил Дэнчик. — Знаешь, то, что ты классный специалист догадаться очень нетрудно — такая сволочь, как правило, либо гений, либо безработный.

Гений? Я усмехнулся про себя. Да уж, хорош гений. Если бы Стив Джобс или Альберт Эйнштейн так много косячили, то мир был бы явно немного другим, чем мы привыкли его видеть.

Так чаю захотелось. Настоящего чтоб, свежесобранного. А не все эти пакетики, будь они неладны. Уже даже как-то пожалел, что отказался от предложения Слави. Нервишки-то и вправду подуспокоить не помешало бы.

— Жалко все же, что пива нет, — вздохнул Дэнчик. — Неправильно это как-то — баня без пива.

— Поговаривают, что пить алкоголь в бане вредно, — философски заметил я.

— Ага, ты же верняк сам соблюдаешь это правило, — в словах друга слышалась непрекрытая издевка. Ну, да, не соблюдаю. Ну а кто мне запретит поумничать?

Дэнчик дров явно не пожалел. Баня растопилась даже быстрее, чем я мог подумать. Когда я подошел к двери, ведущей в парилку, и чуть приоткрыл ее, то мне в лицо тут же ударил влажный обжигающий жар. Не сильный, но уже достаточно теплый.

— Ну что, кто первый? Или вместе пойдем? — промурлыкал я.

— Ага, бегу и падаю, — фыркнул Дэнчик. — Иди ты, я пока еще тут посижу. Помечтаю.

— Ну да, я же не Славя, — гогоча, вздохнул я, уворачиваясь от брошенного в мою сторону полотенца.

Я уже, признаться, даже бы и не вспомнил, когда в последний раз с таким удовольствием нырял под струю воды. Теплая и живая, она будто смывала с меня все накопившиеся негативные эмоции, оставляя в голове только хорошее. Я в который раз с благоговейным трепетом вспомнил наш танец с Алисой. Закрыв глаза, я все прокручивал его в голове, стараясь максимально воспроизвести каждую деталь.

Я чувствовал себя свободным. По-настоящему. И вряд ли кто бы смог разубедить меня, лишить этой восхитительной уверенности.

Закончив банные процедуры, я, обернувшись полотенцем, вернулся в предбанник. Проводил взглядом спину Дэнчику и так и вышел, в одном полотенце, на свежий воздух. Небольшой порыв ветра тут же отобразился прохладой, которая приятными иголками прошлась по всему телу. Я набрал полную грудь свежего лесного воздуха. Благодать.

Неожиданно что-то с громким шлепком упало в предбаннике. Я подумал, что Дэнчик что-то забыл и вернулся из парилки, но когда я обернулся, то ничего не увидел. Кроме валявшегося на деревянном полу магнитофона. И внезапно открывшееся окно.

«Идиотизм какой-то, — подумал я, направляясь к нему. — Ветерок, конечно, нормально так дунул, но не настолько же…»

Я едва успел прикрыть окно, как вдруг из темноты до меня донесся смех. И он не принадлежал ни девушке, ни парню. Словно смеялась какая-то старуха. Непонимание происходящего перерастало в необъяснимый липкий страх. Мне стало очень холодно, хотя предбанник уже достаточно прогрелся. Уговаривая себя, что это просто ветер, я покрепче затянул полотенце и заставил себя вновь выглянуть на улицу.

Стоило мне приглядеться, как я, без преувеличения, оцепенел от ужаса — передо мной буквально в нескольких метрах действительно стояла сгорбленная старуха. Ее хрипловатый смех продирал до костей. Финальным штрихом картины стало то, что она подняла руку, указывая на меня тонким ссохшимся пальцем, и двинулась в сторону крыльца, едва волоча ноги. Тумблер в голове щелкнул, проматерившись так, что поручик Ржевский обзавидовался бы, я швырнул в старуху полотенцем и с грохотом захлопнул дверь, непослушными пальцами заперев ее на щеколду.

Из парилки тут же выскочил мокрый Дэнчик, едва прикрываясь полотенцем.

— Макс, ты чего? — выпучил глаза тот. Картина голозадого меня, подпирающего всем весом дверь, была явно не тем, что он рассчитывал увидеть после душа.

— Там… Там… — лепетал я. — Гребаная, нахрен, ведьма! Баба Яга, мать ее!

— Что, прости? — не понял сначала тот. — Какая Баба Яга? Максон, с тобой все…

Тут наша ночная гостья начала скрести когтями по двери. Этот звук, сопровождаемый все тем же смехом, был настолько мерзкий, что я закрыл уши руками. Представил, как эти когти дерут не дерево, а плоть, и мне стало дурно.

Дэнчик застыл, как вкопанный, и не знал, что делать. Я же метался глазами по предбаннику в поисках чего-нибудь, что могло бы нас защитить от