Оставив Ваню стоять в коридоре, он сбегал в ординаторскую, вернувшись с подушкой и одеялом. Быстро постелив в «харчевне», Кимыч подвел Романова к ложу и молча показал на кушетку пальцем.

Иван так же молча, благоразумно не вступая в дискуссии, разулся, лег, накрылся одеялом и моментально уснул. Намаялся за сегодня.

Кимыч, убедившись, что Ваня спит, сходил за своей трубкой, набил ее, раскурил и, уже успокоившись, поведал Ленке и проснувшейся Маринке о событиях, произошедших за последний час.

В нейрохирургии затяжелел больной. Его мы держали пару дней у себя в первом блоке после удаления гематомы мозга. Когда он стабилизировался, нейрохирурги забрали его к себе. Но сегодня к вечеру состояние ухудшилось: поползла температура, появилась одышка. Все нехитрые действия, что предприняли в отделении, эффекта не дали.

Ночью ситуация лишь усугубилась, и дежурный нейрохирург решил, что пора вызывать на консультацию реаниматолога.

В ту ночь дежурным нейрохирургом был Винокуров. Как и все врачи его профиля, он был человеком серьезным, чтобы не сказать — жестким. Наверное, когда каждый день копаешься инструментами в человеческом мозге, меняется отношение к жизни. Он позвонил в ординаторскую реанимационного отделения по номеру 266. Никто не подходил. Винокуров терпеливо слушал гудки, но ответа так и не последовало. Тогда он подождал немного и перезвонил. С тем же результатом.

«Странно, — подумал Винокуров, — никого нет, может быть, у них запарка?» В реанимации подходили всегда, в любое время дня и ночи.

Тогда Винокуров позвонил по следующему телефону, который был напечатан в справочнике, — 265. Это был номер второго блока.

Сначала тоже никто не подходил, но все же, хоть и не скоро, ему ответил приятный мужской голос:

— Реанимация, второй блок!

— Реанимация! — обрадованно воскликнул Винокуров. — Нужна срочная консультация в нейрохирургии, палата 1136!

Иван знал, что это серьезный звонок, и решил поступить по инструкции.

Он дошел до ординаторской и начал трясти Кимыча. Он тормошил его долго и интенсивно, но безуспешно: видимо, на тот момент концентрация барбитуратов в крови у Кимыча была еще высока.

Отчаявшись его разбудить, Ваня переключился на Волохова. На какую-то долю секунды ему даже почудилось ответное Витино движение, и тогда, поднатужившись, он выволок его в коридор и поставил у двери. Витя, не говоря ни слова и не открывая глаз, мягко стек по стене на пол. Иван почесал в затылке и, опять приложив немалые усилия, доставил Волохова в исходную точку, то есть на диван.

С минуту Иван постоял в задумчивости. Действительно, интересная какая ситуация! Будто злая колдунья из сказки явилась сюда и переколола наших докторов своим дурацким веретеном. А консультация в нейрохирургии не простая, а срочная!

И тогда Ваня принял решение. Он взял в «шоке» фонендоскоп, а в пультовой — реанимационную сумку-укладку для вызовов, не говоря ни слова Ленке Щегловой, которая копалась в своем блоке, вызвал лифт и нажал кнопку одиннадцатого этажа.

Вот не зря многие у нас считали Ивана настоящим мужиком.

Винокуров еще с вечера пребывал в состоянии сильнейшего раздражения. Одно дело, когда занимаешься своей работой, то есть сверлишь череп, вскрываешь твердую мозговую оболочку, обнажаешь мозг, доходишь до гематомы, убираешь ее, ко всем чертям, потом сверлишь второй череп, опять вскрываешь твердую мозговую оболочку…

Но когда его, опытного нейрохирурга, вынуждают заниматься всякой ерундой, тут и святой взбесится! Не надо было так рано забирать этого больного из реанимации. А все эти реаниматологи! Торопятся побыстрее койку освободить. Подержали бы его у себя еще несколько дней, уж не развалились бы. Вот что ему сейчас со всем этим делать? Всю ночь около больного сидеть с тонометром в руках?

Если хирург хочет до пенсии сохранить твердую руку и острый глаз, он должен ночью спать. Даже на дежурстве. На дежурстве можно не спать только по трем причинам. Если идет операция — это раз. Выпивка — это два. Бабы — это три.

Винокуров выпивал очень умеренно, а романов, даже мимолетных, в больнице не заводил.

А когда наступило три часа ночи, он решил, что пора и честь знать. Это в реанимации могут всю ночь куковать! К тому же они сами виноваты, перевели больного раньше времени. Сами виноваты, вот пусть теперь и отдуваются!

И он с чувством глубокого удовлетворения, как и всякий человек, который нашел единственно верное решение в сложной ситуации, снял трубку телефона.

Иван шел по коридору одиннадцатого этажа и судорожно вспоминал те слова, фразы, мимику и действия, которыми сопровождались все вызовы в отделения, когда он ходил на них вместе с врачом. Врач в паре с сестрой обычно были задействованы в особо тяжелых случаях, например при остановках сердца, но бывало, что врачу просто скучно идти одному, особенно если далеко.

Путь был неблизкий, сначала Иван прошел сосудистое отделение, потом отделение кардиохирургии, и когда он пересек границу нейрохирургического, он вспомнил все, вплоть до мельчайших деталей.

Винокуров, который все это время нетерпеливо расхаживал по коридору, был весьма озадачен, когда увидел спешащего к нему навстречу реанимационного медбрата Ваню с сумкой в руке и фонендоскопом на шее. Значит, послали медбрата вперед, а врач еле тащится, вот стой опять и жди.

— А где врач? — раздраженно спросил Винокуров. — Я что, до утра тут должен стоять?

— Находиться нужно около постели больного, а не в коридоре! И по мере сил оказывать ему квалифицированную помощь! — назидательно произнес Ваня. Именно так обычно разговаривали врачи-реаниматологи с коллегами из других отделений. — Пройдемте в палату!

Винокуров совершенно растерялся. Может, он чего не знает, может быть, этот медбрат уже институт окончил и в реанимации врачом стал работать?

Но разговаривать таким тоном с собой он больше не позволит! А самое главное, нужно обязательно выяснить статус этого Ивана.

— А все-таки где врачи? — решив немного видоизменить вопрос, переспросил Винокуров. — Ситуация ведь очень сложная!

— Врачи? То есть ситуация настолько сложная, что вам консилиум понадобился, коллега? — усмехнувшись, ответил Ваня. — Пожалуйста, докладывайте, не будем терять времени!

Тут уж Винокуров абсолютно перестал ориентироваться. Действительно, время идет, а задача одна — спихнуть больного всеми правдами и неправдами в реанимацию, тем более что почти уже утро.

Он стал докладывать, а этот, то ли доктор, то ли кто, тем временем присел на край кровати и уже измерил давление, пульс, потрогал лоб, послушал легкие и даже оттянул веко. Да нет, не медбрат, точно доктор.

— Могу ли я увидеть историю болезни пациента? — спросил Ваня. — И рентгеновские снимки попрошу!

«Да, неудобно как получается! — с досадой подумал Винокуров, выйдя в коридор. — Как же это я забыл историю в ординаторской, вот теперь бежать за ней приходится, да понятно почему, все от недосыпа!»