И вот приходит Маня, смотрит на нечисть – и пьет Закон, как живую воду. И мрут драконы, и облетают вампиры, и всем не по себе…

И пришел День, мерзость никуда не делась, но ее стало видно.

А ночным тварям это надо? Она тянет на себя Ночь, как покрывало, и они предстают голые.

Да, вампиры убивают, как мерзость Дьявола. Вот я и моя барракуда, на нас наложили Проклятие и Зов – и получилась нечисть, и получился проклятый… Смерть действительно необычная, не подкопаешься. Кто поверит человеку, который во время убийства был не в себе, а потом и вовсе стал невменяем?! И что вроде бы такого, если люди поплакали или поматерились над человеком?! А слова вдруг обрели плоть и закабалили человека, уничтожив его самого, или подменив одну личину другой.

Но! Нечисть знает, как это все начинает работать, но может ли она разминировать человека?

Нет, не знает и не умеет…

А Дьявол знает и умеет. И получается, что вся нечисть перед ним, как интеллектуально недоразвитые существа, которые он всегда может размазать по стенке.

Пожалуй, Сеня, ты прав, это все символы – и окно, и камни, и плита… и сосулька, и озеро, и дерево…

Но как понять?

Предположим: если я встану на плиту, и буду как бы я сам, чем будет живая вода? Моими мыслями, живыми, которые от меня самого, свободные, не от Духа Святаго, а от меня самого.

– Какая же сосулька символ, если она светилась? – засомневался Иван. – А живая вода?! Она живая, лечит, меня вон на ноги поставила, Сеньку… Чем ей еще-то быть?!

– Ну да, лечит, но ведь она может стать мертвой! – не согласился Валимир. – Если повернуть ее против человека, как Закон, которым убивают.

Он прошел по пещере, похлопал по камню… Виткас поднялся следом, прошел между валунами, пересчитывая их.

– Коня под плитой точно нет, он бы уже давно копыта откинул! Сомневаюсь, что Птица Грифон или Кощей Бессмертный… Их столько развелось, что один заключенный погоды не сделает. Получается, вся мифология – именно знания, но закрытые от вампира или от человека?

– Естественно, иначе, до нас ничего бы не дошло. Они не только закрытые, они легкие для восприятия, легко запоминаются, и легко отражают объективность вампира, не ущемляя и не оправдывая его. И если их положить на себя, то они становятся мощным оружием.

Представьте: вампир убивает, что он думает? Бога нет! А если есть, то поймет – ибо человек! Главное верить и льстить, и как сказал Савл, он же Павел (в общих словах): Суд будет, но через человека, «получая оправдание даром, по благодати Его». Савл не считал себя грешником, он считал себя оправданным от всех грехов, и примирившимся с Богом, недоступным для Суда. Есть государство, есть закон, есть суд, который выступает ревнителем закона. Неравнозначно, ибо в государстве судит человек, который призван исполнять закон.

Вселенная – не государство, Дьявол и Судья – одно лицо, а Закон – его основа, крепость, защита, и оружие.

Но все же…

Простится ли убийце убийство лишь потому, что он верит в судью, в государство, пренебрегая законом и не исполняя его? Незнание закона не снимает ответственности.

– Снимает, мы все тому свидетели, – напомнил Виткас. – Если уж на то пошло, то и рабство подтверждает иное. Законы устанавливает вампир, исполнители – его правая рука, которые себя не оторвут и не выбросят вон, как негодную руку.

– Ну да, неудачный пример, – согласился Валимир. – Я имел в виду основной принцип, который брался за основу. Принцип, по которому осудили бы тебя, меня, их… Дьявол не человек, у него своя выгода, он не будет подстраиваться под человека. Поэтому Закон, в первую очередь, закрывает его самого, а потом человека, который лоялен. Нечисть делает нас врагами Дьявола, чтобы мы перед ним были, как она. Все законы вампира объявляют его праведником. И он решил, что именно такой закон помолится на него, как на праведника, когда он обретет жизнь вечную. Нам на сие рассчитывать не приходится, ибо уже вне закона. По вампиру: мудрость – это знание, знание – это действие, а действие – кто успел, тот и съел. Не щелкай клювом, лови ближнего родимого и в печь ее, в огонь, чтобы судима была и не судила, а еще лучше, если Святой Батюшка слово скажет, им это прибыльно. Он знает, он подскажет, он вызволит, если сочтет тебя достойным, а не ту, которая в огонь должна…

– Не многих они сочли достойными, когда распределяли кому рабом быть, а кому Благодетелем. – Малек разрешился от задумчивости. – И тысячу лет, тысячу лет издевались над народом! У нас в детском доме ужасы такие творились, и не пожаловаться, а тогда еще хуже было. Ведь жгли, кожу снимали, на кол сажали, живьем хоронили, продавали, дарили, от семьи отрывали, и тоже, не пожалуешься никому.

– Или что думает батюшка, который начитался умных книг и верит, что от него что-то зависит? Не каждый батюшка, как Савл, и немногие считают себя безгрешными, но свободными от Суда – все. Сей «оправданный» человек думает, когда смотрит на вампира: «Он не может быть не прощеным, он богат, раскрыт, щедр» Но ведь он смотрит не как Бог, а как человек, и не видит то, что не укрыто от Бога. Вампир не оставил его сиротой, не избил, не разорил, не послал к чертовой матери, когда кто-то просил у него помощи.

– А и в самом деле, чего ему вампира хаять, а бедного поднимать в глазах? Да и не было никогда такого, – согласился Иван. – Это уж они после, когда умер человек и люди помнят…

– Ну, Иван, скажешь тоже… Чем-то же надо себя прославить! Писанием единым не будешь сыт. Спасителя Йесю никто не видит, никто не слышит, кроме некоторых людей, которых сами же Отцы объявляют душевнобольными. Начнем с того, что они вменяют великомученикам в праведность? Уход за гнойными больными, утешение сирот и вдов, ночные бдения на коленях перед иконами, уход из мира мертвых в мир еще более мертвый, в келью, в которой он терпит нужду… Суть мученичества – в страдании, которое в нашем государстве для понимания близко каждому. Был мужик, богатый, князь, и вдруг крыша слетела, ушел в пещеру, подвязался поясом верности, а когда баба к нему пришла, руку себе отрубил. Мученик. А если бы он крепостных выпустил на волю, школы построил, больницу, чтобы гнойные больные глаза не мозолили, кто назвал бы его мучеником? Суть мученичества – быть с мучениками во время их мученичества, чтобы мученичество не казалось им таким мучительным и несправедливым, как они его чувствуют. И когда Церковь таких людей усматривает, она поднимает их, как знамя, вот, мол, раз Святый Мученик снизошел к мучимым, значит, и Сын Божий, Господь Йеся именно так и поступит.

Но так ли это? А кто знает, кто доказал, что они там на Небе святыми объявлены? Откуда взялась мысль, что все жалостливые и убиенные – оправданы? А как будет смотреть Бог, который видит и батюшку, и вампира, и всех, кто уничтожен, раздавлен этим вампиром?

– Ну почему, там и Цари, и Царицы есть… – усмехнулся Виткас. – Царей, пожалуй, скоро больше будет… И каждый раз, как помолился мученику или Спасителю, одновременно помолился Царю. Получается, они умеют заставить.