я не считаю, что заслужила ее. Люди просто не понимают, как это иногда происходит. Без твоего сознательного согласия. Внутреннего согласия».

Вторым открытием для меня стала начитанность Тейлор – не то чтобы она этим бравировала или корчила из себя интеллектуалку, но она любит книги и читает, хотя и довольно беспорядочно, очень много. И она обсуждала со мной прочитанное с глубоким пониманием литературного процесса; в общем, волей-неволей я задумался о мужчинах в ее жизни – за исключением Майка Тодда, который определенно был парнем ярким, как электрическая лампочка, как неоновая вывеска, все ее предыдущие мужья явно не отличались большим умом: Никки Хилторн, Майкл Уайлдинг, мистер Фишер… и о чем же эта молодая женщина, обладающая тонким и быстрым умом, могла с ними беседовать? «Ну что ж, ведь не всегда приходится жарить рыбу, которую хочется пожарить… Некоторые мужчины, которые мне очень нравились, не интересовались женщинами».

Потом мы начали обсуждать нашего общего приятеля Монтгомери Клифта, молодого актера, с которым она снялась в «Месте под солнцем» и которого нежно и трепетно опекала. Она сказала: «А знаете, это ведь случилось у меня дома. Точнее, сразу же после того, как он ушел от меня. Он в тот вечер много выпил и просто не справился с управлением. Вообще он умел держать себя в руках – до автокатастрофы. Он всегда много пил, но после той катастрофы подсел на все эти таблетки и болеутоляющие. От судьбы не уйдешь, сколько ни пытайся. Я не видела его уже больше года. А вы?»

Я ответил, что мы недавно виделись. Клифт позвонил за несколько дней до Рождества, и, судя по голосу, все с ним было нормально. Он спросил, какие у меня планы на день; планов никаких не было, я собирался пройтись по магазинам, купить подарков к Рождеству, и он пригласил меня пообедать в «Ле Павильон»[126], но с условием: чтобы я потом взял его с собой на шопинг. За обедом он выпил пару мартини, голова у него была ясная, он беспрестанно шутил, а потом отлучился в туалет и там, должно быть, что-то принял, потому что минут через двадцать уже был в полном улете.

Мы зашли в бутик «Гуччи», там он нахватал с вешалок и вывалил на прилавок две дюжины очень дорогих свитеров. Потом вдруг сгреб свитера в охапку и выбежал с ними на улицу – а там шел проливной дождь. Он швырнул свитера на мокрый асфальт и принялся их топтать.

Персонал «Гуччи» отнесся к его выходке спокойно. Один из продавцов, взяв ручку и пустую квитанцию, спросил у меня: «На чье имя выписать чек на оплату этих свитеров?» Парень действительно не знал, кто это такой, и попросил предъявить какое-нибудь удостоверение личности. Я вышел на улицу, где Монти все еще топтал свитера (собрав вокруг себя толпу изумленных зевак), и спросил, есть ли у него с собой платежная карта. Он надменно взглянул на меня и с апломбом изрек: «Мое лицо – вот моя платежная карта!»

Глаза Тейлор, как всегда подернутые влажной поволокой, затуманились: «Ему так жить нельзя. Это убьет его!» Она оказалась права. Это его убило. Клифт умер вскоре после того, как они вместе снялись во «Внезапно прошлым летом», причем роль он получил во многом благодаря ее состраданию и настойчивости: в тот период продюсеры уже наотрез отказывались работать с ним. В этом фильме он в последний раз проявил выдающееся актерское мастерство, как и Тейлор, которая исполнила одну из лучших своих ролей, если не считать более позднюю, тонко сыгранную роль сварливой и истеричной жены-алкоголички в экранизации пьесы Олби «Кто боится Вирджинии Вульф?».

По прошествии еще нескольких лет мы встретились снова, на этот раз в Лондоне: там она коротала время в ожидании поездки в Рим, где должны были начаться съемки злополучной «Клеопатры». Она вместе с Подавальщиком, как многие друзья тогдашней миссис Фишер называли мистера Фишера, занимала пентхаус отеля «Дорчестер».

Я бывал в этом самом пентхаусе не раз, так как когда-то там жил мой приятель. Оливер Мессел[127] декорировал апартаменты по своему вкусу, и они стали выглядеть как картинка – по крайней мере, выглядели раньше: стоило туда вселиться Тейлор, как там появилась свора линяющих кошек и испражняющихся где ни попадя собак и вообще воцарилась атмосфера такого вселенского хаоса, что заметить следы былого присутствия Мессела стало трудновато.

В первый же вечер, когда я увидел Тейлор посреди этого бедлама, она попыталась всучить мне очаровательную трехцветную кошечку, которую подобрала на улице. «Как нет? Это очень жестоко с твоей стороны! Я же не смогу увезти все это!» И она развела руками, демонстрируя необъятность своей ноши: орава животных, которых хватило бы на целый зоомагазин, секретарь, который разливал напитки, горничная, которая то и дело вбегала с новыми платьями («Все эти платья доставлены из Парижа. Но многие придется вернуть. Я не могу себе их позволить. У меня просто нет денег. И у него тоже нет. Вот у Дебби Рейнольдс[128] – уж прости за выражение – есть!»), не говоря о Подавальщике, который сидел на краю кушетки и тер глаза, словно пытаясь стряхнуть остатки сна.

– В чем дело? – повернулась она к нему. – Почему ты трешь глаза?

– Болят от чтения! – пожаловался он.

– Какого чтения?

– Ну, та книженция, которую ты мне сказала прочитать. Я пытался. Но не могу осилить…

Она презрительно отвернулась от него и пояснила:

– Он имеет в виду «Убить пересмешника». А ты читал? Роман только что вышел. По-моему, чудная книга.

Да, я читал. Между прочим, я ей рассказал, что автор книги Харпер Ли – моя подруга детства. Мы вместе выросли в небольшом городке в штате Алабама, и ее книга имеет более или менее автобиографическую основу, это roman à clef[129], – например, Дилл, один из главных героев, – это вроде как я.

– Вот видишь! – обратилась она к мужу. – Хотя у меня нет соответствующего образования, я сразу поняла, что это правдивая книга. А я люблю правду.

Подавальщик недоверчиво посмотрел на нее:

– Да неужели?

Через несколько дней я позвонил ей утром. Секретарь сообщил, что она в больнице, и это позднее подтвердили заголовки вечерних лондонских газет: «ЛИЗ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ».

Когда же я услышал в телефонной трубке голос мистера Фишера, в нем звучали нотки неподдельной скорби: «Похоже, мне суждено потерять мою девочку!» В том, что именно это было ему суждено, он оказался прав – но в другом смысле.

Потом я узнал, что она все-таки