Стрельба была беспорядочной. Артиллеристы Сахалина словно не заботились о том, куда выстрелы были направлены и достигали ли снаряды своих целей... Вдруг к грому с китайской стороны Амура присоединились оживлённые залпы русских батарей, поставленных между городом и лагерем. Это было нечто совершенно другое. Залпы следовали за залпами непрерывно. В громыхании русских орудий слышалось что-то воинственно-спокойное, мощное, чувствовалась полная уверенность в недалёкой победе.

— Вот ад-то кромешный! — восклицали на берегу.

— Такого, как сейчас, и в первый день не было.

— А тогда было страшнее.

— Ещё бы! Впервой было...

Начинало уже светать, когда вдруг небо над Сахалином закраснелось...

— Что, что это такое? — заволновались на русском берегу.

Ответ не замедлил последовать. Густой столб чёрного дыма взвился над китайским посёлком. Налетел ветер и несколько развеял его. За ним ясно были видны зловещие ярко-красные языки пламени...

— Ура-а-а! — загремела толпа на русском берегу. Наша взяла, зажгли!

Сахалин пылал, но китайцы и не думали прекращать бомбардировку. Напротив, они ещё усилили артиллерийский огонь. Боевых снарядов, очевидно, у них было множество, и китайцы их не жалели...

Манёвр русских удался как нельзя лучше.

Пока китайцы в Сахалине занимались совершенно бесполезной пальбой, русская пехота, казаки и артиллерия около Верхне-Благовещенска перешли на правый берег Амура никем не задержанные...

В первый раз ещё вступали русские врагами на китайскую землю!

Пехота развернулась цепью и стала на горе перпендикулярно берегу в нескольких верстах выше Сахалина.

Это было замечательно удачное движение. Теперь не было уже сомнения в том, что не только Сахалин, но и Айгун скоро будет во власти русских.

Грозным строем началось наступление, а китайцы так увлеклись стрельбой по пароходам, сновавшим по руслу реки для привлечения внимания, что не замечали приближение грозного неприятеля...

Но к утру устали и китайцы. Канонада мало-помалу стихла. Только изредка слышались отдельные выстрелы. Ночь прошла, засиял белый день.

Наступление русских на Сахалин шло по плану. Отряд подходил к посёлку всё ближе.

— Сотника Вандаловского ко мне! — приказал командующий отрядом.

На этот зов явился бравый казачий офицер, живой, расторопный. Лихой удалец!

— Послушайте, сотник! У меня к вам дело есть...

— Рад стараться, ваше-ство!

— Пожалуйста, возьмите казаков своих, пощупайте длинноносых в Сахалине. Что они там думают о нас?

— Слушаю-с, будет исполнено!

— Надеюсь... Уверен, что вы отличитесь. С Богом! Успеха!..

Вандаловский, лихо козырнув, помчатся во весь опор к своим.

— Сотня, равняйся! — раздалась его команда. — Марш!

Глухо застучали копыта казачьих коней по ровному каменистому грунту. Замирало сердце у казаков. На их долю выпадала слава первой серьёзной схватки с врагом в только что начавшейся кампании.

— Ребята, по фанзам пошарить нужно! — приказывал сотник. — Чуть где китаец — гнать и гнать!

— Знаем, ваш-благородие! — хором отвечали молодцы. — Уж будьте уверены, не осрамимся.

— То-то! Смотрите у меня!

— Будьте благонадёжны! Как в фанзу, так огонька и вздуем, чтобы теплее было!

Впереди перед сотней, как раз на её пути, раскинулся лесок, довольно густой.

— Китайцы там! — крикнул один из казаков. — Вижу! Сидят, приширшившись!

— Китайцы ежели, так выбить их надо! Чего на них смотреть! — крикнул сотник. — Вперёд, атаманы-молодцы, за мной!

Сотня, вытянувшись почти в прямую линию, понеслась к лесу с залихватским свистом, гиканьем и громким «ура!».

— Ваш-благородие! — подскакал к Вандаловскому казак. — Там этих самых маньчжур и не счесть.

— Много?

— Видимо-невидимо!

— А, тем лучше! Меньше останется их, — был ответ удалого сотника. — Вперёд, молодцы, гайда!

В лесу были действительно не китайцы, а маньчжуры. Их было очень много, и они храбро поджидали противника. Вандаловский пугнул было их залпом. Маньчжуры отвечали на него градом пуль.

— Пятерых ожгло! — услышал за собой Вандаловский, но и сам закачался в седле; это маньчжурская пуля угодила ему в ногу. Казаки бросились было на помощь.

— Ничего, пустяки, ребята! Бросьте! — крикнул Вандаловский. — Выгоните длиннокосых. Видите, орудия подходят... вас поддержат... Вперёд, молодцы!

Станичники уже знали, что «нехристи сотника подшибли».

— Ах, они, такие-сякие-разэтакие! — послышались негодующие крики, и сотня с шашками наголо кинулась на маньчжур.

Натиск был молодецкий. И не такой враг, как маньчжуры, был бы ошеломлён им. Едва только молодцы-атаманы подлетели к врагам, те уже показали тыл. Вместо того, чтобы нападать, казакам пришлось только преследовать панически бегущего противника.

Меньшая часть ударилась в погоню, остальные на рысях понеслись к Сахалину. Скоро вокруг его запылали фанзы: молодцы-казаки хорошо знали своё дело.

Китайцы в Сахалине вместо того, чтобы приготовиться к обороне, всё ещё продолжали стрелять по Благовещенску.

Но там уже все были спокойны за успех дела.

— Экая пылища-то! — раздались около полудня крики.

— Где, где?

— Вон, ниже Зеи. Сила идёт большая, пыль столбом...

— Наши пли длиннокосые?

— Кто их разберёт!.. Вон, из Сахалина побежали!

Действительно, главные силы китайцев отступили из занятого русскими Сахалина к Айгуну. Отступление было беспорядочное.

В половине второго упали в Благовещенске две последние неприятельские гранаты. Одна из них разорвалась между жилыми постройками дома Урланова на углу Зейской и Мастерской улиц, другая ударилась в окно дома Клосс, пролетела по комнатам и вылетела в другое окно. Разорвалась она в ограде и тяжело ранила осколками по успевшую укрыться старушку Долгову.

Последние гранаты — последняя жертва.

Испытания Благовещенска кончились. Миновали, как тяжёлый сон, двадцать дней осады и бомбардировки, начались дни отмщения...

Весь правый берег Амура против Благовещенска был окутан густым чёрным дымом, сквозь который то и дело прорывались огромные языки пламени. Слышен был треск загоравшихся построек. Внезапно ставший порывистым ветер словно бы помогал делу истребления, раздувая огонь.

Большой и Малый Сахалин перестали существовать!

Так начался знаменитый маньчжурский поход прошлого года...