Орлов, профессор!

— А, этот знаток Суворова?

— Он самый...

— Ему будет легко применить суворовские приёмы... Говорят, он, так сказать, анатомировал Суворова и его походы, вошёл в суть каждого движения нашего великого стратега...

— Да, он уже и на деле себя показал. Его отряд буквально летит... Мы здесь не трогались, а он уже к Хайдару близко... Поистине суворовские переходы.

— То-то от Мацеевского никаких тревожных вестей не приходит.

— Были вначале...

— Да, Монголия и Кяхта чуть было не вспыхнули... Спасибо Орлову!

В другом кружке беседовали о китайцах.

— Удивительно, зачем они всю эту кутерьму затеяли! — говорил один военный другому. Чего они желали достигнуть этой глупой бомбардировкой Благовещенска?

Не достигли. Но могли достигнуть.

— Ну да, это, конечно, возможно было бы! Завладей они Благовещенском, вся Приамурская область, весь Уссурийский край были бы отрезаны от России...

— План-то кампании был составлен очень умно.

— Только не ими!

— Ну да где же этим горе-стратегам до таких тонкостей додуматься!.. Тут видна опытность. Полный прорыв линии сообщения. Нет, не в Пекине этот план составлен!

— Да, вот, на всякого мудреца довольно простоты. План хорош, а ничего из него не вышло!

— Бог за Россию!.. Т-с!.. Начинается молебствие.

Было уже десять часов вечера. Раздалась команда:

«На молитву!». Со слезами и в голосе, и на глазах обратился к отправлявшимся в поход священник. Он говорил не о мести дерзкому врагу, а высказывал только уверенность в помощи Божьей, ибо «на начинающего Бог», а русским приходилось идти в этот поход на защиту своей дорогой Родины.

Солдатики слушали, и на лицах этих простых русских людей отразилось сердечное умиление. Они не размышляли, что, как, почему, они знали, что дерзкий враг осмелился нанести оскорбление их великой матери Руси святой, и все до одного готовы были исполнить свой святой долг: на поле брани живот свой положить за веру, царя и Отечество.

— «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твоё», — могучей волной разлилось по военному полю.

Это служитель Бога живого с крестом и святой водой пошёл по рядам благоговейно замерших солдат.

«И победы благоверному Императору нашему Николаю Александровичу на супротивные даруй!» — с особенной мощью раздалось в тишине кроткой июльской ночи.

«И Твоё сохраняя крестом Твоим жительство!» словно повинуясь могучему душевному порыву, подхватила безмолвствовавшая дотоле толпа.

А пушечные выстрелы с китайской стороны гремели, как салют будущим победам славных русских героев.

В толпе, стоявшей на поле, всё пришло в движение.

Там плакали, крестились, крестили ряды солдат, у многих ив которых струились по щекам слёзы.

Мощный порыв овладел этими людьми, ещё так недавно пережившими невообразимый ужас ожидания смерти. Они как будто ожили, воскресли в это мгновение, и главными виновниками их чудесного воскресения явились те простодушные люди — солдаты, которые, замерев в своих рядах, напряжённо следили глазами за седым высоким генералом с очень суровым, но в то же время привлекательным и располагающим к себе лицом.

— Ребята! — начал он, обращаясь к солдатам и офицерам, не глядя, однако, ни на кого из них, а устремив взгляд куда-то вдаль. — Поздравляю вас с походом! С Богом, братцы, идите на врага, нашу Русь обидевшего. Послужим батюшке царю и матушке России, покажем, что нам, русским, никакой враг не страшен. Побьём китайца длинноносого! Всяких мы бивали врагов, теперь и до него очередь дошла... Пусть изведает силу русского оружия. Вперёд, молодцы! Царь-отец на нас смотрит, не посрамим русского имени!

— Рады стараться, ва-е-пр-ство! — дружно прогремели сотни голосов.

Генерал сразу переменил тон. До того он беседовал, убеждал, теперь он начинал приказывать.

— Вперёд идти смело, не оглядываться назад! — отрывисто выкрикивал он. — Врагам-неприятелям спуску не давать! Встретится с оружием — разбивать наголову и гнать, гнать без устали! Сдающихся миловать и напрасно не убивать, мирных жителей не трогать! Мы — воины, защитники веры, царя и Отечества. Помните это! С Богом!

Он махнул рукой.

Раздалась команда. Солдаты мерно, как на учении, перестроились в походный порядок.

Новые команды — и все роты, гулко шагая по высохшему грунту, тронулись по дороге к Верхне-Благовещенску, где назначена была переправа через Амур.

Осеняя себя крестным знамением, уходили в далёкий, полный опасностей поход солдаты; крестили их все остающиеся в маленьком городке. Восторг царил всеобщий. Совершалось событие, которого никто здесь не помнил и помнить не мог. В первый раз отсюда выходили на бранное поле могучие русские силы — в первый раз ещё с той поры, как этот великолепный край был присоединён в великой России.

До самого рассвета не спали в эту памятную ночь благовещенцы. До сна ли было? Они становились не только свидетелями, но и участниками совершавшихся великих событий.

Не могла уснуть и Варвара Алексеевна. Полное спокойствие овладело ею, лишь только она отслушала на военном поле напутственный молебен войскам. Словно кто уверил её, что теперь всякая опасность, и не для неё одной, для всех её близких, уже миновала. Все прежние страхи исчезли. Молодая женщина уверилась, что теперь она непременно увидит своего Мишу, что эти герои спасут его, если только он попал в руки к врагу.

Она и Анна Ивановна стояли на набережном бульваре, ожидая, когда небольшая благовещенская флотилия «Михаил», «Гражданин» и блиндированная «Селенга», уже разведшие пары, выйдет из Зеи, дабы отвлечь на себя внимание китайцев.

Тихо стояла толпа на берегу, ожидая решительного момента.

Был третий час утра 29-го июля. Только начинала брезжить заря, но ещё было темно.

Вдруг, словно огненный пояс, сперва узенький, за ним широкий опоясав китайский Сахалин. Раздался гром пушек. На русской стороне все так и всколыхнулись.

— Господи! Идут... Пароходы идут... — пробежал по толпе сдержанный шёпот. — Начинается... Помоги, Боже!

«Михаил» и «Гражданин» шли, теснясь друг к другу, а блиндированная «Селенга» прикрывала их всё время, пока эти пароходы шли черев город.

Стрельба китайцев всё усиливалась. Огонь от залпов пробегал по всей китайской стороне. На благовещенском берегу перестрелка была и слышна, и видна. К ружейным залпам примешивалось громыхание тяжёлых орудий Сахалина. Китайские пули щёлкали по железным пароходным кожухам и обшивкам. В то же время по всем улицам Благовещенска, близким к набережной, как несметные рои невидимых пчёл, жужжали пули, шлёпались о крыши домов, скатывались с них на панели и с сухим, жёстким звуком падали на камни.