– Пройдемтесь сначала по вестибюлю, по ресторану, – предложил он. – Покажу, какой ремонт я тут сделал.

Экскурсия тоже входила в программу психологической обработки заказчиков праздника. Указывая нам на самые красивые усовершенствования и приобретения, мистер Ледерман не забывал сообщать, сколько они стоили.

– Одна только люстра обошлась в сто тысяч, – сказал он с печальной гордостью, указывая рукой на огромное, сверкающее пирамидальное сооружение, которое свисало с потолка в центре ресторанного зала.

Я покосился на отца, он – на меня… Мы оба как-то съежились и, вероятно, подумали об одном и том же: проклятый ремонт! Сколько же с нас запросят за свадьбу после покупки такой люстры?

– Ну, пора за дело, – бодро сказал мистер Ледерман, решив, что мы уже «созрели». – Прошу в кабинет…

За свадьбу с нас запросили ни много ни мало восемь с половиной тысяч долларов.

Сидя за письменным столом, Ледерман перечислял необходимые этапы торжества и выстукивал на калькуляторе стоимость каждого из них. Вернее, не перечислял, а возглашал, даже голосом подчеркивая, насколько важен любой этап свадьбы.

– Пригласительные билеты… Музыка… ну, не меньше, чем на пять часов… Ведущий… Цветы… Так, переходим к обеду… Сколько приглашаем гостей? Сто семьдесят? Отдельно – закусочный стол… Бар… Теперь приступим к большому столу. Вот меню, выбирайте, прошу вас… Я бы предложил… Записываем… Кажется, получилось неплохо… Ну а теперь займемся церемонией в синагоге… – Тут тон мистера Ледермана несколько изменился, стал более небрежным. – Что у нас тут? Хупа… Услуги раввина…

Ясно было, что эти денежки пойдут не в его карман.

Когда общая стоимость была, наконец, названа, отец расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и подставил лицо под струю холодного воздуха, – в кабинете мистера Ледермана работал, конечно, кондиционер с движущимися жалюзи.

– Послушайте, Джордан, свадьба дочери стоила дешевле…

Ледерман развел руками.

– Инфляция, два года прошло. К тому же расходы, ремонт… Одна люстра сто тысяч стоила! – с печальной гордостью напомнил он. – Но так и быть, старым клиентам пойдем навстречу… – И Ледерман снова открыл ресторанное меню. – Так и быть. Добавлю к обеду солений, дам ещё одно горячее блюдо, расширю ассортимент сладкого. Царский будет стол, а? – и Ледерман откинулся на спинку кресла, выразительно показывая нам, что он проявил величайшую щедрость.

Включая расходы на фотографа и кинооператора (мы же не дикари какие-нибудь, надо запечатлеть такое событие, сделать видеофильм!), свадьба должна была обойтись тысяч в десять.

– По пять тысяч на семью… Ничего себе! Не потянем, – сокрушённо бормотал отец, когда мы вышли от Ледермана.

Любопытно, что подсчитывая семейные расходы, он всегда возмущался и огорчался, искренне считая себя членом семьи. Но как только приходилось подписывать чек… Тут семейные узы начинали тяготить его! Так, конечно же, произошло и на этот раз. Кое-что из тех пяти тысяч, которые приходились на нашу семью, он дал, остальное почему-то, будто я не его сын, а только мамин, одолжил нам, с тем условием, что непременно вернем. А маме снова пришлось бегать по родственникам… Но к чему вспоминать? Разве что к тому, что слишком уж часто в семейные отношения вторгалось слово «деньги», отравляя наши души…

На этот раз я, слава богу, не втянулся в мерзкую атмосферу взаимных попрёков и расчетов. У меня, несмотря на заботы и хлопоты, была предсвадебная эйфория. Она снимала усталость, она помогала бодро бегать по бесконечным делам. А ведь их было бы в десять раз больше, если бы наши семьи – Светина и моя – решили соблюдать все обычаи, все обряды еврейско-бухарской свадьбы!

Не знаю, все ли мне известны, но назову, что знаю.

Первый обряд Кандхури, в переводе – «поедание сахара». Это что-то вроде помолвки, которая происходит в доме невесты, в узком кругу семьи. Родители жениха приносят с собой поднос с сахаром, и жених, невеста, а потом и родственники, съедают по кусочку. Для того, разумеется, чтобы их дальнейшая жизнь была сладкой… Слышал я, что на этой помолвке также принято договариваться, какие расходы по свадьбе берет на себя каждая из семей.

Еще слаще, чем Кандхури, обряд Ширини хури, то есть «поедание сладкого». Тут уж одним сахаром дело не ограничивается! На столе полно кондитерских соблазнов. Ведь Ширини хури – это предсвадебный вечер с гостями. Устраивают его родители невесты, а родители жениха приходят с подарками, с различными золотыми украшениями для будущей невестки. Специально приглашённая женщина-глашатай показывает их гостям, описывая каждый подарок.

Далее происходит Кошчинон – выщипывание бровей и всяких лишних волосков на лице невесты. Об этом обряде я подробно писал в первой книге, когда рассказывал о свадьбе моего дяди Робика.

И последний обряд перед свадьбой – это Домот-дророн, приход зятя. То есть жених приглашается в дом невесты на обед по-родственному, как бы для более тесного сближения.

Наконец, совершается главный обряд – хупа, венчанье. Празднуется свадьба… Казалось бы, всё? Нет!

В первую же субботу после свадьбы родители жениха, вернее, уже мужа, устраивают Пойтах. Это что-то вроде повторения свадьбы, с обедом, с музыкой, танцами. При этом снова приглашается женщина-глашатай, которая демонстрирует собравшимся приданое невесты. Его по нашим обычаям покупают родители жениха. А после этого каждая из семей устраивает ещё один многолюдный праздник, который называется Повакунон. Ну, что-то вроде «добро пожаловать в наш дом»…

Уф! Теперь уже всё!

Кстати, раз уж я коснулся свадебных обрядов… Других традиционных празднеств, торжеств, сборищ у нас, у бухарских евреев тоже невероятное количество. Не слишком ли много? Я уже писал, я вовсе не враг традиций, они объединяют, сближают людей. Но соответствует ли их количество уровню нашей жизни, её современному, деловому, городскому ритму? Да и просто материальным возможностям? И не потому ли в большинстве семей постоянно, то печально, то раздражённо, то трагически звучит: «Деньги, деньги, деньги»…

Но дело не только в этом. Неплохо бы припомнить и честно себе признаться, в какую формальность превратились у нас многие из обрядов. Даже такие, где формальность равнозначна кощунству. Достаточно назвать поминки… О нет, конечно, не те, когда и родные, и друзья полны горестным чувством недавней потери! Тогда совершенно естественна и оправдана обстоятельствами потребность собраться всем вместе, созвать тех, кто тоже скорбит и сочувствует, побыть среди них. Но проходят годы и смягчают остроту боли. В памятные дни хочется собраться в тесном кругу семьи, тихо, с любовью поговорить об ушедшем… Но обычай требует: снова и снова, в течение долгих лет – широкие поминки! Непременно многолюдные. И чем больше людей, чем лучше ты их накормишь, тем ты, значит, сильнее скорбишь об ушедшем родственнике. Не забыл его… И вот набивается полный зал людей, из которых многие усопшего не знают, а только слышали о нем. Они сидят за столами и под звуки проникновенной речи раввина едят, пьют и разговаривают. О чем? Да о чем угодно: о своих делах, о биржевых новостях, о ценах на недвижимость, о здоровье… Никто и не вспоминает об усопшем, кроме его близких родственников. Ну еще ребе… Он, кстати, чаще всего тоже и в глаза не видел человека, почившего много лет назад. Однако же долго и вдохновенно превозносит его добродетели, его характер… Но кто слушает ребе? Гул стоит над залом, стучат вилки и ножи.