– В квартире всё было в порядке, когда ты приезжал? В смысле, не перевёрнуто, ничего не искали?

– Да вроде… Нет, точно в порядке…

– А он не жаловался, не грозили ему? Делиться не требовали? «Крыша»-то солидная у него? Или, может, должен кому?

Кирилл начал было отрицательное движение головой, но потом кое-что вспомнил.

– «Крыши» нет, – сказал он уверенно. – Долгов тоже. Я б знал… А чтобы грозили… в общем… Ну, не то чтобы так прямо грозили, но он разок жаловался… Ерунда, может… Проходу, говорил, не дают, он их в дверь – они в окно… фирма одна, всё с сотрудничеством. Не знаю, чем кончилось. Где-то с месяц назад…

– А что за фирма, не помнишь?

– Как не помнить… «Инесса». Откуда пацан «Мерсюка» при тебе пригонял, синего, тормоза ещё по-глупому отказали… Там теперь молодая баба начальницей, по которой всё названо. Никита ругался ещё, дескать, мужика бы покрыл давно в пять этажей, да и коленом под зад, а с ней хошь не хошь – антимонии разводи. Опять же грех обидеть, вдова… Мужа осенью грохнули, не слыхал? Шлыгина…

– Слыхал, – теряя видимый интерес к разговору, кивнул Снегирёв. – Ты, Кирюха, я думаю, не беспокойся. Засел твой Никита на какой-нибудь даче, чтобы изобретать не мешали. Появится и новое устройство припрёт… которое мочу на бензин…

– Не иначе, – слабо улыбнулся Кольчугин. – А я его тебе первому. Для ходовых испытаний…

«Здравствуйте, дорогой друг…»

«Здравствуйте, Аналитик. Ну, что у нас скверного?»

«Господи, дорогой друг, вы меня теперь только с плохими известиями ассоциируете! Я просто в отчаянии…»

«Ладно, Аналитик. Если серьёзно?»

«Если серьёзно, то новости как раз вселяют некоторый оптимизм. Помните предложение, где вас категорически не устроила сумма вашего гонорара, и оно в итоге было отозвано?»

«Ха!..»

«Так вот, оно поступило повторно. С самыми прочувствованными извинениями. Не желаете ознакомиться?»

«Обойдусь».

«И, что важнее, сумма приведена в соответствие с вашими пожеланиями. Первая цифра изначально была, если помните, троечка, вы её при мне на восьмёрку… А теперь там совсем даже десятка…»

«Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной…»

«Вот именно, дорогой друг. Всё прочее без изменений. Вы приедете взглянуть или сейчас меня уполномочите ответить?»

«Уполномочу. Согласием».

«И потом ваши радиолампы. Мне тут ещё кое-что принесли, но опять не всё, к сожалению…»

«Спасибо большое. Аналитик. Умеете, право, позаботиться о трудящемся человеке. Как-нибудь при случае заберу…»

Захарьевская улица невелика, и движение по ней не Бог знает какое. Однако с Литейного туда устроен персональный, можно сказать, поворот. Из очень напряжённого и неширокого, по современным меркам, проспекта для желающих повернуть на Захарьевскую выкроен целый ряд; когда основному потоку перекрывает путь красный сигнал, на светофоре вспыхивает стрелка – и горит дольше зелёного на «главной» дороге. Это всё потому, что Захарьевская проходит как раз под боковой стеной Большого дома. Того самого, из окон которого просматривалась когда-то Сибирь, да и сейчас, наверное, ещё неплохо видна. Во всяком случае, по-прежнему подразумевается, что в цитадель государственной безопасности и обратно должна спешить уйма занятых важными делами людей. Которым, естественно, недосуг мешкать на перекрёстках и дожидаться, подобно простым смертным, зелёного света.

Сюда раз в неделю, по вторникам, приезжал из Смольного Валерьян Ильич Галактионов. И сидел допоздна, работая с архивными документами. Разгребал, говорят, тёмные делишки сразу нескольких поколений петербургских-ленинградских градоначальников. Ведь юридическое управление, если кто вдруг не знает, – это что-то вроде конституционного суда, только местных масштабов…

В тот злополучный вторник он прибыл, как всегда, в три часа пополудни. Не один, конечно, – со свитой. Состоявшей из чиновников калибром помельче, для помощи в текущей работе и непредвиденных поручений. Плюс охрана. Валерьян Ильич был в молодости спортсменом и до сих пор поддерживал закалку, бегая трусцой. И даже зимой перемещался на короткие расстояния по открытому воздуху без пальто. Небольшой «удар холода», по его словам, тонизировал. Разделяли или нет это мнение спутники Валерьяна Ильича, оставалось неведомо. Главное – блюли ту же форму одежды, что шеф.

Состав команды был более-менее постоянным, и всю её, как и самого Галактионова, сотрудники госбезопасности давно знали в лицо. Такое «замыливание глаза» ни к чему хорошему, как правило, не приводит… что и подтвердило случившееся. Где-то по дороге от лимузина до проходной галактионовская свита увеличилась ровно на одного человека, но никто этого не заметил. Ни гости, ни бдительные хозяева Дома. Позже «лишнего» с немалым трудом вычленят на видеозаписях, сделанных сторожевыми камерами при входе. Не то чтобы человек уж так от них хоронился, но расположение камер то ли вычислил, то ли попросту знал и всё делал к тому, чтобы между ним и объективами непременно оказывался кто-то ещё. На сто процентов ему это не удалось, потому что камеры ставили тоже не идиоты, но большой пользы записи не принесли. Лишь подтвердили, что несанкционированный визитёр свою наружность менял не хуже хамелеона. Лицо, тщательно смонтированное из отдельных фрагментов, чем-то едва уловимо напоминало… самого Галактионова. Компьютер, которому было велено абстрагироваться от возможного грима, выдал результат ужасающе блёклый – ни дать ни взять пустая палитра. Смешивай краски и рисуй, чего душенька пожелает. А что ростом человек был примерно сто семьдесят, так не пол-Питера же в подозреваемые зачислять?..

– Так называемый метод «щита», – сказала Пиновская. – Усреднённая внешность, сугубое отсутствие индивидуальности… И одежда, чтобы растворяться в среде, в которую проникаешь…

– Знал ведь, что Ильич в одном пиджачке шастает… – буркнул Плещеев. – И цвет, и фасон…

– Далее, – продолжала «Пиночет», – подыскиваешь человека с более-менее сходными внешними данными, но яркого, притягивающего взгляды…

– Или с самого начала маскируешься под конкретного персонажа, – поправил Дубинин.

– Тем более, если знаешь… – вздохнул эгидовский шеф.

– Принято. – Марина Викторовна покосилась на экран, где медленно поворачивались, создавая иллюзию жизни, две физиономии. Галактионовская и вторая, искусно загримированная. – Потом начинается самое интересное. Пристраиваешься, стало быть, к свите… Чуть сбоку – вроде и с ними ты, и вроде не с ними… То ли беседуешь с ярким «щитом», то ли только что беседовал, а теперь что-то обдумываешь… В общем, то ли есть ты, то ли нету тебя, и в результате никому даже в голову не приходит на тебя внимание обратить и документы проверить. Тебя просто не видят.

– «Я тучка, тучка, тучка…» – тихо подытожил Дубинин.

– Вот в этом вся суть, – Плещеев снял очки и принялся старательно протирать. – Тучка небесная. Полная эмоциональная отвязка от происходящего. Теория не секрет, но я бы, знаете ли, не взялся.