– Вам ведь должны были объяснить, граф, насколько важную миссию выполняет этот шведский посланник. И насколько важна ваша миссия как офицера охраны.

– Да мне это объяснили.

– Тогда с какой же стати вы так упорно искушаете судьбу, лейтенант? – сурово процедил Гарден. – Что вам так не терпится?

И снова умолк. Он умел молчать часами. А если и соизволял проронить какое-либо слово, то лишь при крайней необходимости.

Карета шведа находилась почти в конце обоза. После нее тащились только две повозки с провиантом для охраны.

Капитан, командовавший полусотней солдат конвоя, все время держался вместе с двумя сержантами и проводником – во главе обоза, пропуская вперед лишь пять-шесть человек разведки и заслона. Остальные солдаты растянулись по обе стороны дороги, но время от времени два-три всадника поднимались на ближайшие холмы и осматривали окрестности.

Груз, который они везли, наверное, считался ценным. Но, судя по всему, полусотня капитана уже не раз сопровождала подобные обозы, потому что обязанности свои драгуны знали неплохо. И вели себя сдержанно, уверенно.

Чтобы не разрывать обоз, мушкетеры двигались позади и по сторонам арьергарда, и лишь д’Артаньян, лейтенант Гарден и его драгун-адъютант, швед по национальности, все время старались держаться поближе к карете. Однако после четвертой попытки поговорить с «полустатуей Гарденом» граф понял, что соседство с ним и посланником становится для него невыносимым и присоединился к своим королевским мушкетерам, которые в словесных баталиях были такими же неутомимыми храбрецами, как и в делах любовных, подробности которых без конца пересказывали друг другу. В кругу этих любовных проходимцев он всегда чувствовал себя более уютно.

Правда, их любовные истории заставляли вспоминать Лили и все то, что было связано с ней. Но делиться этими воспоминаниями он не решился бы ни при каких обстоятельствах. Тем более что они порождали еще одну тайну. Только ради возможности встретиться с баронессой Вайнцгард, он и стремился поскорее оторвать карету посланника от обоза. Уйдя далеко вперед, он успел бы заглянуть в замок Вайнцгардтов и опять присоединиться к каравану капитана.

Впереди показался довольно крутой склон возвышенности, с гребня которой начинался лес.

Поднимаясь по нему, тяжелогруженые повозки проваливались в песчаные осыпи и садились на оси. Солдаты вынуждены были спешиваться и на руках выносить их на каменную твердь.

Но вот повозка, ползущая позади кареты, вдруг застряла, развернувшись поперек дороги, причем произошло это в узкой горловине между двумя скалами. Сразу же оказалось, что последняя повозка, а вместе с ней и арьергард охраны, отсечены от кареты и вынуждены оставаться в низине.

В эти минуты как раз и произошло то, чего больше всего опасались и д’Артаньян, и священник, столь упорно не желавший отделяться от обоза.

Пока солдаты, сопровождавшие карету, возились с задней повозкой, весь обоз с основной частью охраны во главе с капитаном Стомвелем скрылся за поворотом. Оставшись без охраны и присмотра, кучер, восседавший на передке кареты, сразу же повернул лошадей в сторону, на едва заметную дорогу, ведущую куда-то в глубь леса.

Несколько секунд Гарден и драгун-швед онемело смотрели вслед удаляющейся карете, не понимая, что происходит. Просто не веря, что кучер способен делать это со злым умыслом. И лишь когда между ними и каретой неожиданно появились какие-то вооруженные люди в длинных серых плащах с капюшонами на голове, лейтенант понял: нападение! И кучер выступает заодно с разбойниками.

– Спасай посланника! – крикнул он шведу и, выхватив из висящей у седла кобуры пистолет, выстрелил в первого, кто попытался приблизиться к ним.

Нападающий вскрикнул и, уронив саблю, начал сползать с коня. Не обращая на него внимания, швед мужественно бросился вслед за каретой, пытаясь пробиться через кавалькаду мчащихся на них всадников. Но его тут же встретили клинками.

Несколько бандитов рванулись и к Гардену, однако лейтенант повернул коня к стоящему неподалеку дубу, в кошачьем прыжке ухватился за ветку и еще через несколько секунд оказался на дереве. Едва Гарден успел проделать это, как проскакавший под кроной дуба разбойник врубился саблей в ветку, о которую он одной ногой упирался.

Удар выдался мощным, часть ветки бандит срубил, однако Гарден все же устоял на ней, а когда приблизился второй всадник, выстрелил ему в голову и, выбросив пистолет, взобрался на верхнюю ветку, на которой сразу же оказался под прикрытием густой дубовой кроны. Только она и спасла его от пули, посланной разбойником, срубившим нижнюю ветку. Тратить время на вторую пулю для офицера нападающий уже не мог. Его люди со свистом и лихим гиканьем уносились вслед за каретой.

Тем временем, заслышав стрельбу и крики, одна часть охраны начала возвращаться к тому месту, где осталась карета, другая же бросилась на выстрелы, наперерез угоняющим карету.

– Поспешите, граф! Они свернули вон туда! – успел крикнуть Гарден появившимся на поляне д’Артаньяну и еще нескольким мушкетерам.

– Как вам удалось взять штурмом такой мощный дуб?! – желчно поинтересовался д’Артаньян, пропуская мимо себя скачущих во весь дух солдат охраны и мушкетеров. Он просто не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над этим истуканом, на котором офицерский мундир выглядел такой же нелепостью, как ежели бы он, королевский мушкетер, вдруг облачился в монашескую сутану.

– В погоню, д’Артаньян, в погоню! Иначе я пристрелю вас! – спокойно, все с той же решительной невозмутимостью предупредил его лейтенант, уже успевший спуститься на обрубленную ветку. – Третья пуля будет вашей.

48

С каждым днем пятигранник башни становился все выше и выше, приобретая законченность придаваемых ему людьми и камнем грозных очертаний. Мастер Гутаг дело свое знал. Он был прекрасным фортификатором, изучившим архитектуру множества европейских крепостей и замков, познавшим особенности стамбульской, генуэзской, французской и германской фортификационных школ.

Нанятый только для того, чтобы заделать давний пролом в стене со стороны речной заводи да восстановить верхний ярус двух башен, он сумел убедить дядю баронессы Фридриха фон Вайнцгардта проложить от пролома небольшой отвод и соорудить пятигранную башню на пятиугольном скалистом уступе.

Древние создатели замка не дотянулись до этого уступа лишь потому, что на нем был высокий каменистый нарост. Мастера так и не поняли истинного предназначения этого пятачка у замковой стены, ниспосланного Богом каждому, кто вздумал бы штурмовать «Вайнцгардт», и не тронули его. А вот фон Гутаг позволить себе такого не мог. Он приказал рабочим пробить несколько неглубоких штолен, заложил в них небольшие бочонки с порохом и взорвал.

– Вот она – «Башня Фридриха». Именно так просил именовать ее сам барон, – как бы про себя проговорил мастер, останавливаясь на крепостной стене рядом с баронессой Лилией Вайнцгардт.

Небольшого роста, седоволосый, согбенно сутулящийся, он всей внешностью своей взывал скорее к сочувствию, нежели к уважению. И нужно было знать, что перед вами фортификационных дел обер-мастер двора его королевского величества, чтобы проникнуться если не уважением, то, по крайней мере, вниманием к этому невзрачному с виду человечку: не обделенному, кстати, вниманием монархов, маркграфов, баронов и прочих правителей германских земель.