— Мне сейчас нечем отблагодарить тебя, — на всякий случай уточнила я.

В гантруском языке нет обращения на «вы»; кастовые различия подчеркиваются всякими титулами, в которых я, однако, толком не разбиралась, как и в знаках каст, носимых гантрусами на одежде.

— Ничего. Ешь, ты голодна.

Больше меня не надо было уговаривать. Большинство блюд — а их было добрых полтора десятка, хотя и маленькими порциями — было мне незнакомо, и есть приходилось не вилкой, которая отсутствовала у гантрусов, а чем-то вроде широкого серебряного пинцета, но это не имело никакого значения после месяца питания размоченным в вине зерном…

Прошло совсем немного времени, прежде чем я откинулась на изогнутую спинку стула, обводя осоловелым взглядом пустые приборы.

— Спасибо. — На самом деле я попыталась компенсировать незнание титулов более церемонной гантруской формой благодарности: «Пусть боги дадут тебе то, что ты не можешь взять сам».

Он вновь улыбнулся:

— Думаю, тебе следует принять ванну.

По гантруским понятиям, фраза была грубой — типичное обращение хозяина к слуге, — но я не чувствовала ничего, кроме благодарности. Слуга проводил меня в небольшую комнатку с медными крючками для одежды на стенах. Я, однако, сказала, что разденусь рядом с ванной.

— Сними хотя бы свою робу. —Нет.

— Неужели ты думаешь, что в доме рацаха Зак-Цо-Да-ба кто-то позарится на твои… — последнего слова я не знала, но оно наверняка означало «лохмотья» или «тряпки».

— Повежливей, а то пожалуюсь твоему хозяину, — одернула я слугу. Он усмехнулся, однако спорить не стал и открыл передо мной дверь, откуда дохнуло влажным теплом и какими-то экзотическими ароматами.

Ванна — это было очень скромно сказано. За дверью меня ожидал настоящий мраморный бассейн овальной формы, заполненный горячей водой, от которой исходил приятный запах. В углублениях вдоль бортика лежали прозрачное мыло нескольких цветов, щетки с мягким и жестким, длинным и коротким ворсом, стояли флаконы с благовониями… Я мигом скинула одежду и нырнула в бассейн.

И за что мне такое счастье? — лениво думала я, нежась в теплой воде. Ну а почему нет? Почему пожилой гантруский богач не может бескорыстно сделать добро попавшей в беду девчонке? Его ведь от этого не убудет. И роскошный завтрак, больше похожий на хороший обед, и все эти благовония для этого рацаха — совсем пустяковые траты. Может быть, у него нет своих детей. Или, напротив, я напомнила ему любимую внучку…

Я уже и не помнила, когда мне в последний раз было так хорошо. Глаза слипались в блаженной полудреме, и я бы, наверное, совсем уснула, откинув голову на обитый чем-то мягким бортик, но негромкий шаркающий звук вывел меня из этого состояния. В трюме я привыкла просыпаться от малейшего шороха — а вдруг это матросы спускаются? — так что сразу же встрепенулась. И увидела «доброго дедушку». Совершенно голый, в одних шлепанцах, Зак-Цо-Даб подходил к бассейну.

Моей первой мыслью было, что он тоже хочет принять ванну. Я, должно быть, залежалась здесь сверх всяких норм приличия, и сейчас он попросит меня освободить бассейн. А может, у гантрусов есть обычай принимать ванну вместе с гостями, подобно тому, как у нас с гостями обедают? Мне, правда, никогда не приходилось слышать о таком обычае, да и не очень-то он был бы гигиеничным…

Но тут я заметила, что с его телом что-то не так, и поняла, что именно. Мне, разумеется, прежде приходилось видеть голых мужчин, но никогда — в возбужденном состоянии, со всем этим хозяйством, не упрятанным в кожную складку, а вылезшим наружу. Чем-то мне это зрелище напомнило сросшихся близнецов. Некой дисгармонией, неуместной непропорциональностью. Что ни говори, а женщины даже с сезонными признаками выглядят куда эстетичней… Итак, для Зак-Цо-Даба брачный сезон еще не закончился! Притом не закончился настолько, что хозяина дома не останавливает даже угасание сезонных признаков у меня.

Вообще-то совокупление с женщиной, у которой нет сезонных признаков, означает для нее не только психическую, но и физическую травму. Вплоть до смерти от внутреннего кровотечения. Поэтому такое карается еще суровее, чем обычное изнасилование, по крайней мере, по ранайским законам… И, как известно, не может привести к зачатию. До какого же безумия доводит мужчин похоть, если они готовы пойти на то, что абсурдно и с точки зрения разума, и с точки зрения биологии!

Конечно, он не мог этого не знать, но, должно быть, решил, что с нищенкой можно не церемониться. И предпочел пойти на преступление, нежели потерпеть еще день-два, пока его собственный сезон тоже закончится. Старый йитл, возомнивший, что деньги дают ему право на все…

Я вскочила, разбрызгивая воду.

— Не подходи ко мне!

— Ну-ну, — увещевающе произнес он. — Я был добр к тебе, теперь ты должна быть добра ко мне. Ты же не хочешь, чтобы я позвал на помощь слуг?

И тут глаза его расширились — он заметил мои крылья. Но это ничуть не охладило его пыл. Напротив, его, похоже, особенно возбудила мысль о столь необычной партнерше.

Я выскочила из бассейна и метнулась к своей одежде. Он попытался схватить меня. Для начала я его просто оттолкнула, но он вцепился мне в левую руку и крыло, за что и получил в челюсть. Он отшатнулся, выпустив меня, но , устоял на ногах. Я быстро нагнулась и выхватила из-под сваленного в кучу тряпья железный прут.

«Не убивать, — напомнила я себе, хотя желание прикончить этого подонка было велико. — Хватит с меня тар Мйоктана».

Но рацах явно не был готов отпустить меня с миром.

— Слуги! — истошно завизжал он, не сводя глаз с прута и пятясь. — Скорее сюда!

Не выпуская свое оружие, я стала торопливо натягивать штаны; это было неудобно, они липли к мокрым ногам. Не успела я закончить с этим, как двое рослых плечистых слуг ворвались в помещение. Они были вооружены дубинками с длинным металлическим шипом на конце — такой штукой можно и бить, и колоть. Но даже с голыми руками они представляли бы собой серьезную опасность. Причем они явно были не единственными слугами в доме. Я подхватила с полу оставшуюся одежду и успела сунуть левую ногу в туфлю — на правую уже не хватило времени, пришлось уворачиваться от удара. Удар явно предназначался для того, чтобы выбить мое оружие; я отскочила назад и, пока противник не успел вернуть руку с дубинкой в исходное положение, огрела его по локтю прутом. Что-то хрустнуло, и слуга взвыл от боли.

Но на меня уже летел второй. Я успела отпрыгнуть в сторону, и он оказался на краю бассейна, но тут же, в развороте, нанес удар дубинкой. Я едва смогла парировать его, однако удар был так силен, что выбил мой прут. Мой противник, увидев, что я безоружна, тут же отбросил свою дубинку и схватил меня за руки — его хозяину я была нужна живой и, видимо, по возможности не искалеченной. Пожалуй, обычной девушке и впрямь было бы затруднительно вырваться из этих железных лап, но я применила прием, с которым он еще не сталкивался, — одновременно со всей силы хлестнула его концами крыльев по ушам. Его лицо на миг обрело болезненно обалделое выражение. Я добавила коленом в пах — для пущей устойчивости слуга стоял, раздвинув ноги, это было его ошибкой, а когда противник рефлекторно согнулся, ударила его головой в челюсть. Этого оказалось достаточно, чтобы его хватка ослабла, и я рывком высвободила руки, чтобы тут же ударить обоими кулаками в грудь. Он как сомнамбула шагнул назад и с шумным плеском рухнул в бассейн, окатив водой все вокруг.