же пассажирское движение было крайне неправильным, что было, допустим, в порядке вещей, но в последнее время оно еще более ухудшилось из-за подвоза красноармейцев на Сибирский фронт.

В вагоне я немного пришел в себя. Все виденное мною настолько ужасно, что единственным моим желанием было как можно скорее добраться до Петербурга и заставить понять организацию в лице Маркова-второго, что другого выхода нет, как молить немцев о немедленной помощи. Если же им не удастся вырвать их величеств из Екатеринбурга, то императорская семья обречена на погибель…

Об этом не могло быть двух мнений. Нам нечего было скрывать от немцев, что мы сами не смогли и не сумели обезопасить и спасти их величества; почему и отчего – это иной вопрос, но раз над большевиками нет другой власти, кроме власти немецкого штыка, нам надо без всяких разговоров к нему обратиться! Иного выхода нет!

С этой мыслью я прибыл в Петербург 7 июля, то есть после недельного пути, и это при условии, что я мог пользоваться наилучшими способами передвижения!

Я сразу же отправился на знакомую квартиру на Васильевском острове. Когда я позвонил и мне открыли дверь, в переднюю ко мне выбежала старушка, хозяйка квартиры, которая, увидев меня, в ужасе замахала руками и, волнуясь, сообщила, что я должен как можно скорее уходить, так как дом находится под наблюдением и в нем неоднократно были обыски. Маркову-второму и Виктору Павловичу едва удалось бежать, а во время одного из обысков арестовали Седова, бывшего у них случайно по делу, но, продержав его в Крестах[63] около месяца, к счастью, выпустили.

Я был как громом поражен этими новостями! И тут произошло несчастье! Нам фатально не везло! Мне не оставалось ничего другого, как поспешно покинуть этот дом, и я, умышленно исколесив Васильевский остров на трамвае по разным направлениям, только через несколько часов попал домой.

На следующее утро у меня был Седов, узнавший о моем приезде. Он рассказал мне, что через неделю после возвращения из Тюмени он был арестован во время обыска в доме, где мы собирались. Марков-второй и Соколов случайно в это время отсутствовали. Они были своевременно предупреждены о случившемся и сумели скрыться в окрестностях Петербурга. Седов полагал, что Марков находится, должно быть, в Финляндии, так как сам он, при всем желании, уже около двух недель никак не может встретиться с ним.

Еще до своего ареста Седов успел информировать Маркова-второго о положении, которое создалось в связи с переводом императорской семьи в Екатеринбург, но никаких положительных результатов от беседы не увидел. Все шло по-старому… Марков заявил ему, что у него до сего дня не было средств для отправки людей, что, когда он достанет деньги, все пойдет по намеченному плану… Седов говорил также, что Марков-второй предпринимал решительные шаги летом для спасения их величеств водным путем, но что перевод их величеств в Екатеринбург в корне разрушил все его расчеты.

Седова же спасли от верной смерти при аресте его тюменские документы. Он сумел доказать товарищам, что приходил в дом, где его арестовали, наниматься к хозяйке на черную работу, и его выпустили из Крестов за десять дней до моего приезда.

Единственным его желанием является теперь возвращение в Екатеринбург, дабы быть ближе к их величествам.

Я рассказал Седову обо всем, что произошло в Тюмени после его отъезда, о моих екатеринбургских впечатлениях и сообщил ему свое мнение, что только Германия в данный момент в состоянии вмешаться в судьбу императорской семьи. Если и мне не удастся установить связь с Марковым-вторым и добиться от него решительных шагов в пользу их величеств у немцев, с которыми он, вероятно, имеет связь, то я сам, на свой риск, обращусь к брату императрицы, великому герцогу Эрнсту Людвигу Гессенскому, с просьбой о немедленной помощи, изложив чистосердечно все мною виденное за время моего пребывания в Сибири.

На мой вопрос, не знает ли Седов, не вошел ли уже Марков-второй по этому поводу в связь с немцами, он ответил мне отрицательно, так как ни о чем подобном он от Маркова не слышал.

Его желанием было как можно скорее связаться с передовыми отрядами наступавших на Екатеринбург казачьих частей, найти среди них единомышленников и при их помощи вырвать царскую семью из рук большевиков. Он вполне соглашался со мной, что налет на Ипатьевский дом невозможен, что в случае, если Екатеринбургу будет угрожать опасность, большевики в первую очередь вывезут из него их величества, и тогда, во время перевоза, можно будет попытаться их спасти.

Я слабо верил в возможность осуществления такого плана. Большевики произвели бы вывоз их величеств по железной дороге, и нужно будет сделать молниеносный глубокий прорыв в тыл Екатеринбургу, дабы не дать возможности далеко увезти императорскую семью. Все это очень сложно, но, в крайнем случае, можно было и на это решиться. Я лично видел главную опасность в том, что по сей день их величеств не вывезли из Екатеринбурга и они продолжали находиться в руках сибирских каторжников.

Я не стал разубеждать Седова и пожелал ему счастливого пути и полного успеха.

Прошло уж десять лет с того дня, как я виделся в последний раз с моим однополчанином и другом. Как часто вспоминаю я этого рыцаря без страха и упрека, искренно и бескорыстно преданного их величествам!

Анна Вырубова, которую я навестил в первый же день своего приезда и которой я рассказал о всех своих мытарствах, переживаниях и впечатлениях, была в полном отчаянии. Я передал ей полученную мною от государыни открытку, и мне искренно, до глубины души было ее жаль. Тяжело было видеть муки этой несчастной женщины! Что могла сделать для их величеств эта больная страдалица, с трудом передвигавшаяся на костылях, без всяких средств и имевшая так мало друзей!

Она мне передала, что после моего отъезда в Сибирь она потеряла всякую связь с Марковым-вторым, Гринвальд и Андреевский к ней не явились, и она не знает, уехали ли они в Сибирь. Также и Седов, которого я спрашивал, ничего не мог мне сказать.

Я попытался связаться с Марковым-вторым через посредство одного офицера Гвардейского экипажа, имевшего с ним связь, но безуспешно, так как офицер не знал его нынешнего местоположения.

Тогда я обратился к тому лицу, на квартире которого произошло знакомство Анны Вырубовой с Марковым-вторым. Я его подробно информировал о положении императорской семьи, и он, согласившись со мной, что нужно обратиться к немцам, обещал все, мной ему сообщенное, передать