Новый 1939 год подкрался словно на мягких лапках, и то, что скоро праздник, Кирилл понял лишь тогда, когда, выходя из здания Генштаба, наткнулся на елочный базар.

– Саша, а что у нас с подготовкой к Новому году?

Адъютант Новикова – молодой подтянутый и широкоплечий капитан, подсунутый самим Берия, Александр Горшенин – усмехнулся одними губами и вопросительно посмотрел на командира.

– Вам, Кирилл Андреевич, список мероприятий или вообще?

– Средней степени детализации. – Новиков вздохнул.

– Елка для детей тридцать первого в клубе Первой и третьего числа в клубе Второй дивизий. По частям и соединениям они там сами решают, а старшие командиры собираются в ночь с тридцать первого на первое в клубе Второй. Отчетно-перевыборное партсобрание парткомов с двадцатого по двадцать пятое, а общее – двадцать восьмого. Итоговое, для комсостава – третьего. Плюс замполит наметил вывезти людей в Москву на массовые мероприятия. Но там сложности определенные. Московская милиция попросила людей на усиление, так что будем утрясать графики. Ответственный – майор Шепитько. Кроме того, Павел Александрович затеял снайперские соревнования, причем для всего состава. Будут соревноваться даже стрелки САУ и БМД.

– Это хорошо. – Новиков кивнул. – А давай-ка проедем в магазин. А то я что-то про подарки совсем забыл.

За все свое пребывание в этом времени Кирилл бывал в магазинах очень редко, да и то все больше в продовольственных. Обручальное кольцо ему сделали через Наума Соломоновича – только за материал пришлось заплатить, да и то как-то подозрительно мало. А золотые часы Надюше он купил в ЦУМе, не особенно заморачиваясь поисками. Так что в каком-то смысле нынешний поход за подарками был для Новикова экспедицией в неизвестность. Уже в машине Кирилл вдруг сообразил, что понятия не имеет ни о ценах, ни о модах, ни об ассортименте здешних предприятий советской торговли. Пробел нужно было ликвидировать самым срочным образом.

– Саша, – обратился он к адъютанту, – а просвети-ка меня вот по какому вопросу: сейчас женщины что хоть носят-то?

Горшенин хмыкнул:

– Тут я вам, товарищ командир, могу только грубую детализацию предложить. Потому как сам – не больно-то в этих делах…

– Валяй грубую.

– Одежду, – сообщил Александр и тихо рассмеялся. – Верхнюю и еще какую-то, только я плохо представляю – какую.

– Та-а-ак… – протянул Кирилл задумчиво. – Вот это называется «попали». Что ж ты, капитан, даже с девушками не общаешься?

– Почему? Общаюсь. Только когда я с ними начинаю «общаться», то видно только верхнюю одежду, а потом как-то не до разглядывания особенностей пошива, товарищ комкор.

Новиков усмехнулся:

– Положение безвыходное, товарищ капитан. Ну, тогда соображаем вместе: где в Москве покупают подарки?

– В «Пассаже»? – задумался Горшенин. – Или в ЦУМе? Или в ГУМе?

– В ГУМе у фонтана… – Кирилл хлопнул по плечу водителя. – Решено! Берем курс на ГУМ!

Московские магазины были охвачены предпраздничной суетой, но ГУМ выделялся на общем фоне натуральным вавилонским столпотворением.

Оба красных командира остановились, буквально захлестнутые могучим человеческим цунами, которое, однако, в отличие от природного, бойко двигалось в каком-то определенном направлении. Новиков попытался было сопротивляться человеческому потоку, но, обнаружив, что большую, да нет – подавляющую часть этого прилива составляют женщины, вздохнул и отдался на волю «стихии». Рядом с ним маячила фуражка Горшенина – его тоже смело «могучим ураганом» целеустремленных советских гражданок.

Кирилл двигался в совершенно неизвестном направлении минут пятнадцать, как вдруг обнаружил себя прижатым к прилавку. Прямо перед ним возникла замотанная до предела продавщица:

– Вам сколько? – не глядя на нового клиента, спросила она. – Побыстрее, товарищ.

– Чего «сколько»? – поинтересовался Новиков. – И куда «побыстрее»?

Кирилла стала занимать создавшаяся ситуация. Ясно, что к празднику выбросили «дефицит», но вот какой? Хоть бы понять, в каком отделе находишься. Если, к примеру, фотоаппарат – то не более одного, а если конфеты – то килограммов пять. Хороших, разумеется. Хотя вроде ни фотоаппараты, ни конфеты в СССР не были дефицитом. Никогда. Или были?

– Гражданин, не хулиганьте! – строго заявила продавщица и только тут соизволила поднять глаза на Кирилла. Увидев награды, блестевшие под распахнутой шинелью, она ойкнула, прикрыв рот рукой, и тут же сменила гнев на милость: – Вам сколько выписать, товарищ Герой Социалистического Труда? На кофточку или на платье?

«Ткань. Или пуговицы, что ли? Нет, за пуговицами бы так не давились, будь они хоть из малахита. Значит, ткань…»

– А какие расцветки? – тоном знатока спросил Новиков.

– Ой, я вам сейчас скажу. Сейчас…

Девушка заторопилась, сунулась под прилавок и выдернула оттуда тетрадку. Открыла, быстро провела пальчиком по записям, подняла голову вверх и зашептала, подсчитывая что-то. Кирилл пригляделся и прочел по губам: «Бристольский кончился, акажу – штука осталась, жиразол – кончился, алебастровый есть, гелиотроповый[229] есть… Не гвоздичный же орденоносцу предлагать?..»

– Почему не гвоздичный? – спросил Новиков. – Красная гвоздика – это здорово.

– Ой, товарищ орденоносец, да это же серый! – воскликнула продавщица и тут же пораженно уставилась на него: – А как вы узнали?

Кирилл улыбнулся:

– Работа у меня такая – все знать. Вот что, дорогой товарищ продавец: что вы мне посоветуете? Для любимой женщины?

Девушка на секунду задумалась. Снова заглянула в свою тетрадку и, заговорщицки прошептав: «Я сейчас. Одну минуточку», – умчалась куда-то. Толпа заволновалась, зашумела, заплескалась, точно штормовое море, и выкинула к Новикову Горшенина. Тот тоже был весел, хотя и слегка помят.

– Ну как, товарищ командир? Выбрали подарок?

– Не знаю, Саша. Пока не знаю. Возможно, что подарок выбрал меня. Хотя еще не ясно…

Именно в этот момент продавщица возвратилась к прилавку и протянула Новикову выписанный чек:

– Вот, товарищ орденоносец, – шепнула она. – Хотела себе сберечь да уж ладно, – тут девушка вздохнула. – На две кофточки. Двуличневый и Бисмарк-фуризо[230]. С Новым вас годом! В кассу идите.

Кирилл с трудом протолкнулся к кассе, заплатил совсем смешную сумму – тридцать девять рублей двадцать семь копеек и двинулся обратно к прилавку. Раздвинув толпу, словно ледокол – полярные льды, он снова оказался перед прилавком. Продавщица протянула ему сверток. Снедаемый любопытством Новиков спросил: