Харпер невольно припомнила, как обычно кончаются романы мотылька со свечой: мотылек летит навстречу гибели, крылья дымятся. Но высказывать мысль вслух сейчас не стоило.

Тут заговорил Гилберт Клайн, сидевший у печки. Харпер заметила, что он обхватил рукой талию Рене.

– Как приятно все-таки оказаться хоть ненадолго за пределами мясного холодильника. Когда я в следующий раз выберусь глотнуть свежего воздуха, надеюсь, больше обратно не вернусь. Но сейчас у нас всего полчаса. Если нужно что-то решать, давайте решать сейчас.

Мазз, задрав подбородок, уставился поверх своего мясистого носа на хозяйственную сумку Харпер.

– Не знаю, как остальные, но я лучше всего решаю после выпивки. Похоже, медсестра принесла то, что доктор прописал.

Харпер достала бутылку бананового рома.

– Дон, организуете посуду?

Она разлила ром понемногу в пеструю коллекцию щербатых кофейных чашек, жестяных кружек и уродливых стопок; Дон раздал порции. Последнюю чашку Харпер протянула Алли.

– Серьезно? – спросила Алли.

– На вкус лучше камешка.

Алли одним глотком опрокинула четверть дюйма, налитые Харпер, и скорчила гримасу.

– Господи. Совсем не лучше. Моча. Как бензин, в который макнули шоколадный батончик.

– Значит, хочешь еще? – спросила Харпер.

– Хочу, – ответила Алли.

– Увы, – покачала головой Харпер. – Ты несовершеннолетняя, и тебе только один глоток.

– Я, когда ел сардины из банки, потом выпивал и масло, – сообщил Дон. – Это было отвратительно. В масле всегда рыбные хвостики, и глаза, и гребаные кишки, и рыбьи какашки, а я все равно пил. Не мог удержаться.

Гил сказал:

– Я видел кино, где мужик говорит, что ел собак и жил, как собака. Я собак не ел, но в Брентвуде некоторые ловили и ели мышей. Называли их «подвальные цыплята».

– Худшее, что было у меня во рту? – задумчиво произнес Мазз. – Не хочу вдаваться в подробности в приличной компании, но звали ее Рамона.

– Очень мило, Мазз. Тонкий вкус, – сказала Рене.

– Вообще-то вкус был отвратительный, – ответил ей Мазз.

– А вот кстати: вы будете есть плаценту? – спросила Рене у Харпер. – Вроде сейчас это модно. У нас в книжном было руководство для беременных – и в конце целая глава: рецепты блюд из плаценты. Омлеты, соус для макарон и прочее.

– Нет, не думаю, – ответила Харпер. – Есть плаценту – это уже почти каннибализм, а я рассчитывала на более достойный апокалипсис.

– Крольчихи едят свой приплод, – сказал Мазз. – Это я узнал, когда читал «Обитателей холмов». Мамаши, похоже, жуют своих новорожденных постоянно. Щелкают, как орешки.

– Хуже всего, – сказала Алли, – что вы все выпили только по одному глотку.

Дон спросил:

– Так кто капитан нашего корабля? Кто прокладывает курс?

– Обожаю ваш морской жаргон, – сказал ему Джон Руквуд.

– А он прав, – сказала Рене. – Это и есть первый вопрос, да? Мы должны провести голосование.

– Голосование? – переспросила Харпер. У нее появилось ощущение, что она единственная, кто не смог понимающе улыбнуться – и это было не очень приятно.

– Нам нужен злой гений, – пояснила Рене. – Который будет определять повестку на собраниях. Который будет проводить голосование. Принимать срочные решения, когда нет времени на голосование. Помыкать приспешниками.

– Бред какой-то. Нас всего семеро. Восемь – если считать Ника.

Дон Льюистон поднял брови и с вопросительным выражением лица повернулся к Рене Гилмонтон.

– Добавьте еще пятнадцать, – сказала Рене.

– Семнадцать, – возразил Дон. – Братья Макли тоже с нами.

– Так что же… есть… двадцать пять человек, готовых выступить сами по себе? – спросила Харпер. «Отряд Дамблдора, – сразу пришло в голову. – Братство кольца».

– Или выступить против Бена и Кэрол, – сказал Дон, – и захватить чертов лагерь.

Заметив, как побледнела Алли, Дон добавил:

– Выступить деликатно, я имею в виду. Вежливо. Ну, знаете. Уважительно.

– Что-то мы можем решать голосованием, – сказала Рене. – Но в условиях конспирации многие решения приходится принимать единолично. Это важная работа, и вряд ли благодарная… и небезопасная. Представьте, что может случиться с тем, кого мы выберем, если нас раскроют.

– Мне и представлять не нужно, – сказала Алли. – Я и так знаю. Когда моя тетя говорит, что нужно вырезать гнильцу из лагеря, она не играет словами. Она хочет зарезать суку. Она готова убивать. Она готова показать пример. – Алли улыбнулась, хотя и слабо. – Я читала, что в истории публичные казни были популярны. Уверена, если тетя Кэрол объявит о публичной казни, миссис Хилд обеспечит всех попкорном.

В печке треснул и зашипел огонь. Щелкнул уголек.

– Ты серьезно думаешь, что может дойти до такого? – спросил Гил, впрочем, не слишком удивленным тоном. – Публичные казни?

– Парень, – сказал Мазз. – После дерьма, которого мы навидались в Брентвуде, странно, что ты спрашиваешь. Я-то не слишком боюсь последствий. Я уже решил, что на все пойду, лишь бы выбраться из этого подвального мясного холодильника… так или иначе. На своих ногах или на носилках.

– И я, – отозвался Гил.

Харпер возразила:

– Но мы не можем голосовать сегодня. Раз уж есть еще пятнадцать… семнадцать человек, готовых идти с нами. Как это сделать?

Дон, Рене и Алли переглянулись, и Харпер снова почувствовала, что они опережают ее на шаг.

– Харпер, – сказала Рене. – Мы уже это сделали. Все уже проголосовали, кроме семерых, собравшихся в этой комнате – и, по-моему, братьев Макли.

– Не-а, – поправил Дон. – Они тоже уже высказались.

– Тогда остались только мы. И, скажу вам, все это было непросто. Нелегко голосованием выбирать главу секретного общества. Ведь я никому не могла сказать, кто с нами, а кто нет. Не люблю паранойи. Но нельзя было сбрасывать со счетов возможность, что кто-то из тех, кому я сообщила, что мы собираемся удрать из лагеря Уиндем, передаст информацию Кэрол. Например, никто не проголосовал за Майкла Линдквиста. Наверняка большинство обалдеет, узнав, что он с нами. Он – правая рука Бена Патчетта. И большинство голосов сосредоточены вокруг двух-трех очевидных кандидатов.

– А кто такие очевидные кандидаты?

– Любой, кто больше не входит в Свет. Любой, кто не подпевает песне Кэрол. По сути – те, кто сегодня в этой комнате. Мы не только еще не проголосовали, мы – лидирующие кандидаты. – Рене достала из потертой полосатой сумочки стопку желтых линованных листов и положила ее на стол. – Когда мы заполним собственные бюллетени, я сообщу, как проголосовали остальные.