как раз стоял полковник Лепилин. Дальше по коридору направо была небольшая комната, в которой сидела одна моя хорошо знакомая девушка, обладательница длинных, прекрасных кос. Ее развлекал мне неизвестный тогда пехотный прапорщик, среднего роста, худощавый, белобрысый. Третьим лицом в комнате была дама, сидевшая отдельно. Она была моей соседкой по дому, где я тогда жил.

Пишу эти подробности, потому что несколько лет спустя я узнал прапорщика ближе. Он оказался исключительно интересной личностью, по фамилии Димитрий Голбань{183}. Ко времени моего знакомства с ним он уже служил в 4-й батарее нашей бригады. Батареей командовал полковник Изенбек. В настоящее время Голбань живет в Испании, где во время Гражданской войны он служил в испанском иностранном легионе, вместе с тоже бывшим марковцем-артиллеристом, георгиевским кавалером 1-й Великой войны, капитаном Кривошеем{184}, бывшим воспитанником 2-го курса Константиновского артиллерийского училища в Петрограде. Оба здравствуют и поныне. В Испании в Гражданской войне погибли: Марковской артиллерийской бригады 8-й гаубичной батареи штабс-капитан Полухин{185} и генерал-артиллерист Фок{186}.

Я вернусь опять к описанию нашей жизни в городе Белгороде в 1919 году летом. В Белгороде было представительство известной норвежской нефтяной фирмы «Нобель». На дворе фирмы была огромная цистерна.

Подполковник Стадницкий-Колен до и я познакомились со служащим фирмы и его семьей. В семье была взрослая незамужняя дочь, с которой мы катались верхом на лошадях батареи. К нам присоединился какой-то корнет. В Белгороде был недостаток продуктов питания, и жители помогали себе тем, что сажали за городом картофель. Для охраны этих посевов, по просьбе жителей, стоявшие в городе части высылали ночью патрули. В таком патрулировании, по приказанию командира батареи, принимал участие и я, вместе с двумя конными разведчиками батареи.

После сравнительно короткой передышки для войск в городе Белгороде наступление на север продолжалось, и части уходили на фронт. Между тем офицерский и солдатский состав 3-й батареи полковника Лепилина Марковской артиллерийской бригады наслаждался полным отдыхом. Кони батареи набирали тело. Никакое начальство батарею не беспокоило. Так прошел почти месяц. Части Марковской дивизии где-то воевали, а 3-я батарея сидела в Белгороде. Командир батареи полковник Лепилин заболел, и командование принял подполковник Стадницкий-Колендо.

Однажды ночью офицеры батареи, возвращаясь вместе с подполковником Стадницким-Колен до с какой-то вечеринки, встретили едущий им навстречу экипаж. Экипаж остановился, и из него вышел не кто иной, как командир Марковской артиллерийской бригады полковник Машин.

— Полковник Стадницкий-Колендо, что вы здесь делаете и почему вы не на фронте? — спросил полковник Машин.

— Нахожусь здесь, господин полковник, с батареей, — был ответ.

— Как так?

Командир бригады тотчас пригласил полковника Стадницкого-Колендо в управление бригады. Явился адъютант поручик Канищев, в прошлом фельдфебель 2-й батареи 2-го курса Константиновского артиллерийского училища, явились писаря, и выяснилось, что действительно в течение месяца 3-й батарее никаких приказаний не посылалось. Оказалось, что забыли целую батарею: четыре орудия, десять офицеров и двести солдат. Той же ночью наша батарея выступила на фронт.

По выступлении из Белгорода батарея разделилась и начала работать с пехотными частями уже повзводно. 1-й взвод батареи, временно находившейся под командой подполковника Стадницкого-Колендо, первое время работал с Марковским батальоном. Позже, уже после войны, я встретился в Праге, в Чехословакии, с адъютантом этого батальона капитаном Белецким{187}. Последний был в Праге студентом Университета имени короля Карла (Карловский университет). В разговоре с ним мы вспомнили, как в одном бою девятнадцатого года некоторые солдаты батальона, недавно взятые в плен и поставленные в строй, в ряды белых, красноармейцы, наступали в цепи босиком по сжатому полю.

Несколько дней спустя после выхода из Белгорода у нас была дневка, и я был командирован обратно в Белгород, чтобы получить запасные части для наших английских пушек. Также моей задачей было приобрести где-либо вино. Я взял батарейный тарантас и один поехал на перекладных в город. На следующий день добрался до Белгорода. Здесь встретился опять с поручиком Сергеем Сергиевским. Немного поухаживал за одной милой девицей. Получил запасные части для пушек, но вина не добыл. На второй день выехал обратно к батарее.

По дороге едва избежал красного плена. Когда в каком-то селе я вторично менял крестьянских лошадей в тарантасе, мне дали кучером и проводником парнишку лет пятнадцати. Последний утверждал, что знает дорогу. Отправились, начался дождь, и мы медленно потянулись по какой-то проселочной дороге. Стало темнеть. Долго ехали. Дорога не показалась незнакомой, и я опять выспрашивал моего кучера о дороге. Тот, закутанный в рогожу, только утвердительно мычал. Настала темная ночь. Дождь усилился. Мы все плетемся и плетемся. Никакой деревни. По моим расчетам, мы уже должны были добраться до села, где стоял наш взвод. Застучали бревна, перебираемся через мост какой-то разбухшей речки, которую по дороге в Белгород я не переезжал.

Не решаясь ехать дальше в неизвестное, я остановил тарантас на мосту. Рассмотрелся. Оказалось, что от середины моста налево и направо был пологий спуск. Мост проходил через небольшой остров. Сильный дождь продолжался. Мы вдвоем выпрягли коней, привязали их к тарантасу, вместе залезли в него, покрывшись сеном и рядном, и, несмотря на промозглость и сырость, быстро дружно уснули. Наш сон ничем не был нарушен.

Проснувшись на рассвете, я начал осматриваться. Налево, откуда мы приехали, стоял лесок; направо был большой подъем. Каких-либо строений не было видно. Дождь перестал, и надо было ехать далее. Запрягли, выехали опять на мост и двинулись направо, на подъем. Парнишка, как видно, здесь никогда не бывал и потому местности не знал. Ехали медленно, шажком. Дорога то слегка поднималась, то слегка опускалась. Когда прошли с версту, откуда-то крупной рысью в нашем направлении пошел конный разъезд в четыре коня. Нас окружили. У меня были золотые погоны поручика. Оказалось, что это была казачья разведка и что мы прошли ночью, в ливень, с нашим тарантасом далеко за линию передовых постов. Быстро повернули и зарысили обратно к мосту и через мост. Наши передовые посты лежали в леску налево, который я видел с острова. Эту ночь мы, парнишка и я, провели на стороне противника. Вероятно, из-за непогоды посты красных залезли куда-нибудь в сухое место и поэтому нас не заметили. К вечеру я благополучно добрался до своей батареи.

В дальнейшем продвижении со взводом, в каком-то селе, получил