произнесенное ею, тоже его не удивило. Он был уверен, что Имран наверняка уже успел и здесь что-то наплести об этой девушке.

Алхаст не удержался от улыбки, но сумел скрыть ее от невестки.

– Мизан я знаю. Помню, была у нее дочка по имени Сарат. Видел ее давно, совсем еще ребенком. Должно быть, выросла. Пожалуй, и не узнал бы сейчас.

– Вы-ы-росла… должно-о-о быть… – передразнила его Малика. – Да ну тебя! Конечно, выросла. Да какой красавицей стала!

– Как я рад за нее, Малика, – притворился Алхаст ничего не понимающим. – Красота – это подарок, которым девушку одаривает сама природа. Значит, дочка Мизан оказалась из тех счастливиц, которым природа преподнесла этот подарок. Искренне рад за нее.

– Мне бы хотелось, Дика-Кант, чтобы ты навестил ее.

– Что значит, навестил бы? Она что, больна?

– Нет-нет, неправильно выразилась… Да ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду… – притворилась в свою очередь Малика обиженной. – Ну, сходи к роднику, а я приглашу ее туда. По-моему, вы очень подходите друг другу.

В другой раз Алхаст и продолжил бы этот разговор, хотя бы для того, чтобы узнать, насколько серьезно взялись за его женитьбу домашние и Имран. Но мысли его все время крутились вокруг отцовского тептара, и ему не терпелось поскорее вернуться домой и дочитать его.

– Малика, спасибо тебе за заботу. Я знаю, ты стараешься ради меня. Ты хорошая невестка, хорошая сестра. Еще раз спасибо! Но, чтобы ты впредь не тратила напрасно свои слова и силы, хочу сказать тебе вот что… Малика, я не собираюсь жениться в ближайшие несколько лет. На эти годы у меня запланированы совсем другие дела. Я должен их завершить, сколько бы они не продлились. Да и времена наступают непростые. Пока мне нельзя обременять себя такой ношей…

– Но время-то идет, Дика-К,ант. Пока ты будешь завершать свои дела, все красивые девушки выйдут замуж, они же не станут ждать, пока ты будешь готов к «такой ноше», как жена.

– Ничего, Малика, подрастут новые красавицы. Да и я не старик какой-то, чтобы так уж паниковать.

– Ты меня огорчил, Дика-К,ант, – Малика, не ожидавшая такого категоричного отказа, и в самом деле выглядела расстроенной. – И что мне теперь сказать этой женщине?

Алхасту опять удалось скрыть улыбку.

– Не обижайся, Малика. Ты должна меня понять. Я не хочу обманывать ни тебя, ни кого-то другого… Кстати, что за женщина?

– Да соседка наша, Тамара. Эта Сарат приходится ей троюродной сестрой. Она приходила сегодня вечером. Засыпала меня просьбами поговорить с тобой. Говорит, мысли Сарат только о тебе, на сердце только ты. Ой, много чего еще, я всего и не припомню. Намекала, что Сарат сама ее просила сходить к нам, хотя прямо вроде бы и не говорила такого…

– Да не могла она меня видеть. Я-то ее точно не видел. Да и откуда взяться каким-то там чувствам? Тоже мне, красавца нашли… Но если все действительно обстоит так, как говорит Тамара…

– Видела, наверное, просто ты мог не заметить ее… Дика-К,ант, ну сходил бы ты к роднику, постоял бы с ней, – настаивала Малика. – Ну, ради меня. А то эта Тамара раструбит всем, что ты не уважил мою просьбу… Да и девушка, говорят, действительно очень красива, словно картинка. Я и от других это слышала.

Алхаст встал.

– Ладно, Малика, так уж и быть, схожу к роднику, раз ты так просишь. И с Сарат постою. Заодно и юные годы свои вспомню… Пойду я, доброй ночи!

– И тебе доброй ночи, Дика-К,ант. Спасибо тебе! Так я передам, что ты придешь завтра?

– Нет, Малика, завтра не смогу. – Алхаст чуть подумал и добавил: – Назначь на послезавтра.

…Вернувшись домой, Алхаст совершил омовение и отстоял молитву. Потом сел на свое излюбленное место на деревянных нарах, подобрав под себя ноги, и раскрыл тептар отца.

«…Дорога была такой.

Сначала Гани и я пошли в горный Курчали и посетили мавзолей Шайха Берса. Долго, в немом благоговении стояли у могилы великого святого. Сердцем я познавал Бога, кровью чувствовал Берса. За все это время Гани ни разу не открыл глаза…

Гани зашагал к выходу, жестом пригласив меня следовать за ним.

Мы пошли на запад и, никуда не сворачивая, дошли до реки.

– Запоминай дорогу! – крикнул Гани.

Оттуда – повернули на юг и пошли по правому берегу реки. Шли долго… Дошли до водопада высотой в три человеческих роста… Остановились, немного отдохнули.

– Запоминай дорогу! – крикнул Гани.

Оттуда – перешли реку и вступили в липовую рощу. Если бы это было утро, солнце обогревало бы нам спины, если бы это был конец дня, оно грело бы нам грудь. Мы шли вперед. Летний ветер, дующий справа, обвевал наши ноги, не смея подняться выше колен, затем устремлялся ввысь, слегка задевая левый бок и левое плечо каждого из нас. Был в этом лесу и приятный запах, подобного которому я еще не обонял. Долго шли… Дошли до края глубокой пропасти. Здесь исчез и запах, так понравившийся мне, и ветер был волен в выборе направления. Лежал у пропасти и огромный валун, словно дерево корнями вонзившийся основанием своим в землю… Остановились. Немного отдохнули.

– Запоминай дорогу! – крикнул Гани.

Оттуда – спустились на дно пропасти. Стена пропасти была высокой и крутой, сплошь из песчаника. Гани прошел за валун и принес конопляную веревку. Привязав один конец к дереву у самого края пропасти, второй конец спустили вниз. С именем Бога на устах Гани спустился по веревке. Следом спустился и я. Перешли маленький ручеек и остановились у входа в пещеру. Призвав на помощь Всевышнего и жестом приглашая меня следовать за ним, Гани вошел в пещеру. Внутри пещеры было темно. Протянув руку к небольшой нише в стене по правую сторону от себя, Гани извлек факел. Достав из кармана огниво, он зажег его. Мы пошли вглубь пещеры, освещая дорогу факелом. Чем дальше, тем просторнее она становилась. Прошли ровно сто шагов прямо вперед. Затем каменный коридор начал петлять, все чаще стали попадаться ложные ответвления от прямого пути.

– Запоминай дорогу! – крикнул Гани.

Я заострил внимание.

Гани шел, все время держась правой стороны. Пещера то сужалась, то расширялась. Долго шли по этому каменному коридору.

Потом поднялись по ступенькам, прорубленным в скале.

Мы преодолели девяносто девять ступенек. Сделали девять шагов прямо вперед… Немного отдохнули…

Потом отсчитали ногами еще семьдесят семь ступенек. Сделали семь шагов прямо вперед…Немного отдохнули…

Потом поднялись еще на тридцать три ступеньки. Сделали три шага прямо вперед…