Но пока эта технология еще не готова к практическому применению. Так что Эскандар, встав перед лотком с поблескивающими инструментами, выбирает длинный металлический штырь с изогнутым концом. Вставив его в разрез, сделанный в районе брюшной полости мальчика, он проталкивает стержень под кожей в сторону грудной клетки, проделывая туннель в фасции спящего — слое ткани между кожей и мышцами. Так он доходит до плеча. Через этот проход хирург планирует пропустить те провода, которые соединятся с электродами мозга.

«Немного варварская процедура, — говорит мне Эскандар, не прекращая работать. — Но это лучше, чем делать разрез снизу доверху».

Мне снова ясно виден парадокс, с которым я часто сталкивался в ходе подготовки книги, просто я никогда прежде не наблюдал его так близко и он не был подан мне с такой эмоциональной силой. Биотехнологическая революция позволяет осуществлять удивительные чудеса трансформации и преображения, но в каких-то отношениях новые технологии остаются чрезвычайно примитивными — настолько примитивными, что один из хирургов, применяющих эти методики, вынужден называть один из этапов своей работы «варварским». Настолько примитивными, что наблюдатель может скривиться он брезгливого недоумения. Да, несмотря на все наши достижения, словно сошедшие со страниц научно-фантастических романов, мы по-прежнему делаем на этом пути лишь первые шаги — во многих смыслах. Мы словно бы еще находимся в той эпохе, когда с конвейеров скатывались первые «форды-Т», когда только-только появились компьютерные дискеты, кассеты с восемью дорожками и т. п.

Однако нет почти никаких сомнений, что Рубикон перейден и блестящие обещания этой биомедицинской революции наконец-то начинают сбываться. Теперь это уже не просто шумиха и праздные рассуждения. Теперь это реальность.

На протяжении всей книги мы встречались с учеными, которые занимаются восстановлением человеческого тела и сознания вплоть до их мельчайших компонентов, изучая их с помощью приборов такой разрешающей способности, которая была бы совершенно невозможна раньше, а затем используя полученные знания для того, чтобы отстраивать утраченное или как-то еще изменять нас. Столь глубинное преобразование людских жизней было бы немыслимо всего несколько лет назад. Мальчик, лежащий на каталке, снова сможет бегать. После операции, которую ему сейчас делает Эскандар, области его мозга, дающие неверные импульсы и заставляющие мышцы мальчика мучительно сокращаться, в течение нескольких месяцев медленно ослабят свою неумолимую хватку. Скрюченные конечности вновь развернутся, и ковыляние, напоминающее походку паралитика, сменится уверенной поступью. Есть все основания полагать, что сейчас, когда я пишу зто, мальчик уже снова стал «обычным» ребенком, что он снова может играть в салки со сверстниками, бороться, кататься на коньках, ходить на лыжах — практически позабыв о своей болезни.

Технология сделала свободным и Хью Герра. В первые дни после несчастного случая его терзали сны о том, как он бегает по кукурузным полям возле родительского дома в Пенсильвании, — и потом он просыпался, видя и чувствуя культи ног, осознавая жестокую правду: скорее всего, он больше никогда не сможет бегать. Сегодня Герр взбирается на итальянские Доломитовые Альпы и совершает пробежки вокруг пруда Уолден. И он снова ходит — по-настоящему ходит.

Благодаря «волшебному порошку», с которым работал Стив Бадилак, удалось сохранить ногу Янси Моралесу, а у Мерседес Сото по-прежнему две ступни. Врачи сумели обойтись без ампутации, обратившись к регенеративным ресурсам их организма и вызвав самоисцеление, какого было бы невозможно добиться в былые времена.

Метод глубокого сканирования мозга позволил Лисе Мёрфи, от чудовищной депрессии не вылезавшей из постели, снова подняться на ноги и влиться в окружающий мир — стать матерью и вновь открыть для себя счастье. Ослепшая Пэт Флетчер может смотреть — и «видеть» горы с помощью собственных ушей.

Ли Суини пока не поборол до конца ни мышечную атрофию, ни старческую хрупкость. Но в странах Запади уже начинают получать официальное одобрение первые методики генной терапии, направленные на лечение этих и многих иных недугов. Наши знания о человеческом геноме и о том, как им манипулировать, похоже, растут с каждым месяцем.

Конечно, нам предстоит еще долгий путь. Я лишний раз убедился в этом в операционной Массачусетской больницы, когда Эмад Эскандар, повернувшись ко мне с металлическим штырем в руке, пожаловался на жестокость процедуры, которую ему предстоит сейчас проделать. Я убеждался в этом и на других примерах. Дэвид Джейн чуть не погиб, когда вызвался подвергнуться экспериментальной операции, сулившей ему возможность снова общаться с окружающими — посредством экспериментальных электродов. Фил

Кеннеди, невролог, который их изобрел, сам попал в палату неотложной помощи, после того как самоотверженно (или безрассудно — как посмотреть) добился, чтобы их вживили в его собственный череп. Мы пока не особенно приблизились к отысканию метода излечения болезни Альцгеймера или старческой потери памяти.

Даже искусственные ноги Хью Герра далеки от совершенства. Лишь когда ученые поймут, как напрямую соединять их с его нервной системой и позволить сенсорным откликам течь в обратном направлении, он обретет конечности, которые будут действовать сколько-нибудь похоже на настоящие — с их точностью движений, проявляемой каждую секунду.

И хотя в лабораториях удается добиться совершенно потрясающих достижений при помощи нейрокомпьютерных интерфейсов (подопытная мартышка управляет инвалидным креслом исключительно силой мысли, а женщина с парализованными руками и ногами, тоже силой мысли, управляет бионической конечностью, которая подносит ей ко рту стакан молока), Джонатан Уолпоу, наставник Гервина Шалька, вероятно, наиболее ярко описал нынешние ограничения, присущие таким технологиям. (Мы уже приводили эту цитату.) Да, эти изобретения хороши, однако пока недостаточно хороши, чтобы полагаться на них в условиях реального мира, реальной жизни.

«Сейчас еще не существует нейрокомпьютерного интерфейса, который вы захотели бы использовать для управления инвалидным креслом на краю обрыва или для того, чтобы вести машину в плотном потоке, — отметил Уолпоу. — А пока такого не произошло, использование подобных приборов будет очень ограниченным».

Но есть все основания полагать, что рано или поздно такое произойдет. Вероятно, это всего лишь вопрос времени. Хью Герр явно считает именно так.

Сейчас Герр совместно с Робертом Лэнджером, пионером регенеративной медицины, и нейрофизиологом Эдом Бойденом запускает новый проект — «Центр экстремальной бионики». Проект, по словам его создателей, должен затронуть ни много ни мало половину жителей Земли, страдающих «какой-либо формой физической или неврологической инвалидности».

«Сегодня мы признаём и даже "принимаем" серьезные физические и психические увечья как нечто неизбежное для людей, — говорится в их проспекте. — Но должны ли эти отклонения приниматься как должное? Что, если благодаря изобретению и внедрению новых технологий мы сумеем контролировать биологические процессы, идущие внутри организма, чтобы восстанавливать поврежденное при этих недугах или даже вообще избавлять от них человечество? Что, если люди вообще забудут о том, что такое инвалидность?»