Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знатные люди королевства не могли без скрытых мотивов аплодировать успехам повелителя, которому они были обязаны своим могуществом. Они видели, как рушились, казалось бы, незыблемые государства, видели, как сбывались мечты, в которые они никогда не осмелились бы поверить, и вдруг они, внесшие свой вклад в успех этих огромных предприятий, почувствовали дрожь тревоги. Если такая великая фигура, как герцог Бургундский, была сломлена, кто мог быть уверен в будущем? Чего они могли ожидать от своего государя, когда он устранил единственного человека, стоявшего на пути его воли? В этот момент триумфа Людовик оказался так же одинок, как и во время многочисленных неудач.
На следующий день король получил известие, что его могущественный враг погиб в бою. Через два дня после битвы тело Карла Бургундского было обнаружено итальянским пажом. Герцог, ярый последователь Марса, обладавший всеми качествами великого полководца, кроме познаний в стратегии, и всем арсеналом завоевателя, кроме побед, лежал обнаженный, лицом вниз, посреди замерзшего пруда. От макушки до подбородка его голова была рассечена швейцарской алебардой, а пики горцев пронзили его тело насквозь. То, что осталось от его лица, было неузнаваемо, но слуги смогли с уверенностью опознать его по длинным ногтям, отсутствию зубов и многочисленным шрамам[118].
В январе Людовик отправился в Нотр-Дам-де-Беюар, чтобы воздать Богоматери благодарность. Незримые нити, сплетенные "всемирным пауком", оказались мощными канатами. Он не только не потерял ни одного человека, но и в его королевстве не было ни одной сожженной деревни. Ни одна держава на Западе не могла теперь соперничать с этим королевством, чей государь был самым успешным из монархов. В возрасте 53-х лет Людовик имел за плечами восемь лет правления. Он не мог знать, что его выдающаяся политическая победа, последствия которой трудно оценить станет триумфом, подобного которому западный мир, возможно, никогда не знал. Но еще предстояло узнать, как король воспользуется преимуществами холодной войны, которую он так умело вел.
Часть четвертая.
Сбор урожая
22. Бургундское наследие
I
18 января 1477 года, в суровую зимнюю погоду, король Франции сел в седло и отправился в обширные северные территории, которые так долго находились под контролем Бургундии[119]. Теперь удача ему сопутствовала, и больше не требовалось ни терпения, ни мастерства, которые когда-то были необходимы. Для его стремлений, больше не было границ, которые ранее существовали. В возрасте 53-х лет он также по-новому осознал хрупкость человеческого бытия и быстроту течения времени. Мир и он сам изменились, и с этого момента он должен был обо всем заботиться и все делать все сам. По дорогам сновали гонцы, чтобы собрать его войска и его капитанов. Он позаботился о том, чтобы в Пикардии, Артуа, Фландрии и Эно местные жители, которым он многое пообещал сами взялись за дело. Чтобы завоевать расположение жителей Гента, король послал в город своего фламандского цирюльника, знаменитого Оливье Ле Дэна и разослал письма в свои добрые города с просьбой предоставить продовольствие, боеприпасы, лошадей, каменщиков и деньги.
В начале февраля, когда король вошел в Перон, города Пикардии и почти все земли вдоль Ла-Манша подчинились его представителям. Герцогство Бургундия согласилось на присоединение к короне. Что касается Франш-Конте, то оно также уступило вскоре после этого, но не без возражений, так как жадность сеньора де Краона, который отвечал за переговоры о подчинении бургундских территорий, вскоре вызвала там волнения. В то время у Людовика не было другого оружия, кроме иронии, чтобы сдержать грубую жадность де Краона. Король писал ему:
Я получил Ваши письма и благодарю Вас за честь, которую Вы желаете мне оказать, разделив со мной добычу… Что касается вин герцога Бургундского, которые находятся в его погребах, я счастлив, что они достались Вам.
Еще до гибели Карла Бургундского Людовик рассматривал возможность присоединения его владений, женив Дофина на единственной дочери герцога, Марии. Однако теперь, когда поступили хорошие новости и события разворачивались даже лучше, чем он надеялся, он считал возможным захватить все бургундское наследство, не вступая в столь неопределенный союз. 2 февраля, накануне вступления в Перон, Филипп де Коммин предупредил короля, что отсутствие защитников повергло графство Артуа в состояние паники и что Филипп де Кревкёр, д'Экерд, капитан Арраса, его столицы, кажется, готов поступить на службу к королю.
Однако за ужином в тот же день Людовик понял, что сеньор д'Аржантон не разделяет ни его оптимизма, ни больших надежд, выраженных другими приближенными. После трапезы он попытался склонить на свою сторону мудрого советника, к чьей поддержке он уже привык, но было ясно, что Коммин, который был сторонником примирения и поддерживал проект брака, считает поспешным и неразумным военный захват бургундских владений. В тот же вечер Людовик назначил его капитаном Пуатье, столицы провинции, сенешалем которой он уже был, а на следующий день приказал ему отправиться в Пуату, чтобы присматривать за бретонцами. Людовик больше не был в настроении прислушиваться к голосу мудрости[120].
До конца месяца, снедаемый нетерпением, король снова отправился в путь. Поручив своему старому преданному Великому магистру двора начать военные действия на границах Эно, он теперь намеревался отправиться на северо-восток, чтобы попытать счастья в Артуа. Из Фландрии же он получил ряд путаных донесений, в которых ему еще предстояло разобраться.
"Мадемуазель [Мария, бургундская наследница] была тогда в большой беде", — с трогательной простотой отмечает бургундский хронист Жан Молине, преемник Жоржа Шателена. Опечаленная трагическими новостями, теперь, когда ее отец погиб, Мария оказалась без войска, без денег и без власти. Более того, она даже оказалась пленницей города Гента. Узнав о смерти Карла Бургундского, жители города поспешили казнить своих главных магистратов и многих богачей, обвиненных в поддержке тиранического режима герцога. Они также потребовали, чтобы Мария созвала Генеральные Штаты Фландрии, которым она была вынуждена предоставить право собираться, когда они пожелают, и накладывать вето на любое решение об объявлении войны. 11 февраля жители Гента добились от нее восстановления муниципальных свобод и привилегий, которые герцог Карл и его отец у них отобрали. Однако в городе продолжались волнения, которые постепенно распространились на другие крупные города, такие как Брюгге и Ипр, а также на различные населенные пункты в Брабанте и Эно. В этих ужасных обстоятельствах у