– Марина ограничена в перемещениях, – неохотно сказала Василина, – возможности выбраться у нее нет. Зигфрид настроил переноску так, что она всегда будет возвращать сестру во дворец. И никакого сопровождения. Я прошу вас проследить, чтобы эта встреча не состоялась.

– Да, моя госпожа, – с некоторым унынием согласился тидусс. Грядки с крепенькими фиолетовыми баклажанами и лотки с ароматными тидусскими специями встали перед ним, как наяву. На пенсии можно будет купить кресло-качалку и дремать в нем самому, убаюкивая позднего ребенка.

В этот момент мечта стала совсем абсурдной – ему же не сто лет, чтобы пускать слюни на солнышке.

– Игорь Иванович, – продолжила королева, – ваша задача – обеспечить выполнение моего приказа о недопущении Дармоншира на территорию Рудлога, за исключением тех случаев, когда он сопровождает Ангелину.

– Да, моя госпожа, – ровно откликнулся Стрелковский. И два полковника, поклонившись ее величеству, собрали документы и вышли из кабинета. Шли они молча. Встреченные придворные под нехорошим прищуром начальника разведуправления бледнели и наверняка вспоминали все свои прегрешения с детсадовского возраста. Но тидусс сканировал людей просто по привычке. Размышлял он о другом.

– Что нам государственная безопасность, что заговорщики и торговцы оружием, что шпионы и подпольные сговоры монополистов, – сухо сказал Тандаджи шагающему рядом Стрелковскому. Тихо, почти одними губами – дабы никто не услышал крамольные речи. – Главная задача – чтобы ее высочество Марина не сумела сбежать на свидание.

– И самая сложная, полагаю, – сочувственно согласился Игорь. – Если Рудлоги чего-то хотят, их и армия не остановит. Удачи, друг.

Тидусс искоса взглянул на Стрелковского, и тот ответил взглядом, полным великолепной, живой иронии. И на фоне ожившего друга – слава Люджине Дробжек! – неважными казались все глупости буйных принцесс.

– Как Люджина? – спросил Майло уже громче.

– Дома Люджина, – Игорь усмехнулся. – Вяжет и спит.

– А приходите ко мне в гости в выходные, – неожиданно предложил Майло. – Познакомим их с Таби. У жены здесь так и не появилось подруг, а против Дробжек я ничего не имею. Она достойная женщина, и с ней общаться не позорно. Вот только, – он задумался, – матушка у меня строгих правил. Узнает, что вы не венчаны, и будет возмущаться, что грех в дом принесли. Ты собираешься дать ей свое имя, Игорь?

– Собираюсь, – спокойно ответил Стрелковский. – Не беспокойся, сводник ты в погонах. И не дави. Без тебя решу.

Тандаджи хмыкнул над своей непривычной сентиментальностью и свернул к себе в кабинет. Хоть пари заключай, кто из них облажается раньше – Игорь, упустив Кембритча, или он, Тандаджи, не уследив за Мариной.

А Игорь Иванович, вернувшись домой, снова застал Дробжек на диване перед камином. Все еще непривычно худая, серьезная, Люджина с упорством гнездующейся птицы вязала бесконечные детские вещи, свитера ему, Игорю. Отрастающие волосы делали ее лохматой и трогательной. И вновь, увидев напарницу в каком-то уютном домашнем платье, в теплых носках, Стрелковский ощутил те самые нежность и признательность, которые сопровождали его с Бермонта. Эта женщина принесла душу в его стылый дом.

– Подвиньтесь, – сказал он, присел рядом и уставился на огонь в камине. Молчать вместе с ней тоже было комфортно. – Вы ужинали, Люджина?

– Ждала вас, – ответила она, отложила вязание и сладко зевнула. Он все поражался: за какие-то две недели суровая воительница стала сонной и мягкой, словно кошка. Вот она, сила гормонов! И с болезненным любопытством человека, лишенного возможности видеть это ранее, наблюдал за происходящими изменениями. Они волновали его, заставляли прислушиваться, почти принюхиваться – и наполняли желанием.

Люджина была еще слишком слаба, чтобы принимать его, да и он не спешил, хоть и приходил каждый вечер в ее спальню. В его комнату она отказалась переселяться наотрез.

– Не хочу, чтобы обо мне судачили, – сказала северянка в ответ на недоумение Игоря. – Даже слуги. И в Управлении тоже. Считала, что это неважно, – а как подумаю, неприятно становится.

О том, что слуги уже давно всё узнали и обсудили, Стрелковский не стал говорить. Как и о том, что гвардейцы, оставшиеся с королевой Полиной, тоже не были слепыми. Хотела Люджина соблюсти видимость приличий – пожалуйста. Но терять ее он не желал.

Отступившая темнота всегда маячила где-то на границе зрения.

Игорь снял китель, расстегнул верхние пуговицы рубашки и как-то незаметно придвинулся, прижался к горячему телу северянки. Его тут же самого потянуло в сон – но он наслаждался покоем. Огнем и ароматом деревянных стен, уютным полумраком. Изменившимся запахом женщины – молока и хлеба, – ее обилием и спокойствием. Кожа Люджины будто светилась изнутри. И он уже жаждал увидеть, как она будет носить живот, переваливаясь, словно утка, – Ирина на последних месяцах ковыляла очень забавно, – и как будет ойкать, когда ребенок начнет пинаться. Его королева на совещаниях периодически прикладывала руку к животу и морщилась, если кто-то из девочек начинал буйствовать.

Но это было в прошлом. А его будущее сидело рядом и терпеливо ждало, пока он отдохнет.

– Позвольте мне дать вам свое имя, Люджина, – сказал Игорь тихо.

Капитан удивленно и сонно посмотрела на него.

– Чего не сделаешь ради того, чтобы ночевать на широкой кровати. Да, шеф?

Он не поддержал шутку, но улыбнулся, подтянул ее еще ближе.

– Фактически вы живете со мной, спите со мной, носите моего ребенка. И я хочу быть уверен, что вы никуда не денетесь, Дробжек. Поссоримся или придумаете себе что-нибудь – и ищи вас потом волчьими тропами, если вдруг решите вернуться в гарнизон и с животом наперевес пойти нежить зачищать.

– Да куда мне. Я до нежити этой не добегу, засну на ходу, – пробормотала капитан ему в грудь – губы щекотали кожу, вызывая желание задрать это платье и стянуть с нее белье. – Что вы так торопитесь, Игорь Иванович? Я и так от вас никуда не денусь.

– А как же мама? – Стрелковский решил использовать запрещенное оружие. – Анежка Витановна в последний раз грозилась мне хребет сломать за совращение дочери. Вы ведь не хотите остаться невенчанной вдовой?

Люджина со смешком потянулась.

– Мама может, – повторила она любимую присказку. – Вот, оказывается, кто вас запугал до мыслей о женитьбе, шеф. Уговаривайте меня, уговаривайте, Игорь Иванович. Я заслужила.

– Заслужили, – согласился он умиротворенно. Поколебался и забрался пятерней под платье. – Как вы себя чувствуете?

Северянка с понимающей иронией посмотрела на него снизу вверх. Синие глаза ее смеялись.

– Какой вы деликатный, Игорь Иванович. Хорошо я себя чувствую. Мы, Дробжеки, вообще выносливых кровей. И мамы, – добавила она с намеком, – рядом нет. Можете смело совращать меня еще раз.

– Только не засните, – пробормотал он, опрокидывая ее на диван и поднимая платье до пояса. – Это будет чудовищный удар по моему самолюбию.