Однако Хань Ши никогда не делал ничего просто так. Значит, что-то задумал. Хотя Ани наверняка узнает, что ему нужно. На встрече, только дождаться бы ее.

– Здесь будут только женщины, – сказала императрица, остановившись перед дверью павильона. – Никто не оскорбит вас мужским присутствием. Служанки будут появляться по вашему зову, – она протянула Ангелине маленький длинный колокольчик. – Позвоните, и вас услышат. Мы счастливы обеспечить вам покой и одиночество, красная принцесса.

– Благодарю, – почтительно ответила старшая Рудлог и, как велел йеллоувиньский этикет, подождала на пороге, пока величественная Туи Сой Ши с сопровождением скроется из виду. Расспрашивать, когда ее примут, было совершенно неприличным, так же как и озвучивать императрице просьбу, с которой принцесса приехала в страну долгой весны.

И потянулись дни томительного ожидания и звенящего одиночества. Осень теплыми руками будила принцессу по утрам, гладя солнечными лучами по лицу и телу, и бархатными сладкими ночами звала в постель. Осень звенела журавлиными криками, парила дымом из маленькой бани на берегу пруда – водопад с крыши лился прямо в водную гладь, создавая прозрачную стену. Осень приносила тысячи мыслей и удивительно выстраивала их в четкую систему, отделяла шелуху, всматривалась в пруды золотым оком солнца и уносила тревоги. Одиночество и золото великолепного леса незаметно и очень легко сняли броню, которой принцесса закрывалась от людей, – здесь не было в ней нужды, – заставили ее всматриваться в окружающий мир и в себя, и с каждым днем взгляд этот становился все пристальнее, все безжалостнее и откровеннее.

Звонки на работу и домой лишь немного отвлекали от молчаливого созерцания, в которое погрузилась принцесса. Не мешали и служанки, тихими тенями проходящие по павильону, – они приносили еду и любимый чай, убирались в покоях, когда Ангелина уходила на прогулки по солнечному затихающему перед зимой лесу.

Приносили девушки и подарки от императрицы. Шкатулку с мазями, тонко пахнущими древесными и травяными оттенками. «Это для красивых снов, госпожа», – тихо шептала служанка, кланяясь и протягивая дар. Шелковые легкие наряды, холодных синих и огненных красных цветов, оттеняющих бледную красоту Ани. Гребень с бирюзовыми украшениями, от которого голова становилась легкой. Милые и ни к чему не обязывающие вещи, знаки внимания и того, что о гостье не забыли.

Через несколько дней сжатая пружина внутри растаяла в тонкой золотистой дымке над прудом, и Ани перестала дергаться из-за времени, которое она теряет и проводит не с семьей. Принцесса прогуливалась по шелестящим аллеям, расслаблялась в пару бани, читала книги на йеллоувиньском – в павильоне нашлась целая библиотека с легендами и историями из прошлого желтой страны, и старшая Рудлог внезапно увлеклась жизнеописаниями хитрых и мудрых императоров, их битв – дипломатических и военных, рассказами про их жен.

Пустой павильон напротив смотрел черными окнами, поблескивающими на солнце, и Ангелине иногда казалось, что там тоже кто-то гостит. Но дом был слишком далеко, чтобы быть уверенной в этом.

Ленивая огненная осень мягко просила отдохнуть, расслабиться, потеряться, вглядываясь в причудливые корни деревьев или в невозможно прозрачное небо с широкими перьями тонких облаков. Но Ангелине Рудлог было мало движения – в ней копилась нерастраченная энергия, требовала выхода. И принцесса в один из дней после посещения парной, где размякла до невозможности, где служанки промяли ее и вправили все косточки, вышла прямо под водопад и спустилась в пруд – сначала по щиколотки, потом по колени, по бедра – и наконец нырнула. Задохнулась от холода, но поплыла дальше, мимо тихих кувшинок и широких листьев водяных лилий, в черной воде, окруженная пенным золотом дубов и каштанов. Сделала несколько кругов до пагоды и обратно и, дрожащая, замерзшая, но приятно уставшая, вернулась на берег, к ожидающим ее девушкам. И с удовольствием снова пошла в горячую бочку с ароматными опилками.

Потом принцессе расчесывали волосы перед открытыми дверями на веранду, а по глади озера медленно колотили крупные капли дождя, поднимая высокие фонтанчики, ударяли о крышу пагоды, что находилась на середине пруда. Под шелест капель Ангелина вспоминала добрую и словоохотливую Сурезу, мечтающую о дожде, ее мягкие и добрые руки. Никто никогда не расчесывал Ани так. Разве что мама…

Вспоминались принцессе и совсем другие руки – и не было ни сил, ни желания отгораживаться от этих воспоминаний.

Показалось ей сквозь пелену дождя, или в далеком павильоне напротив зажегся свет и кто-то вышел на веранду?

– Еще гости? – спросила она у девушки, закалывающей ей на голове какую-то сложную прическу.

– Не знаю, госпожа, простите, – почтительно сказала служанка. – Но вам не о чем беспокоиться, гости его императорского величества никогда не пересекаются.

– А как называется тот павильон? – поинтересовалась Ани.

– «Воспоминание», – девушка отошла, поклонилась. – Я закончила, госпожа. Если угодно, я могу почитать вам или поиграть на терисе.

– Нет, – задумчиво проговорила Ани, – не нужно. Я хочу побыть одна.

Потребность в одиночестве, внезапно проявившаяся в ней, крепко связанной с семьей, немного пугала. Но была настойчивой и нужной, как удобная одежда. Это было не то одиночество, что она испытывала в полных людей коридорах дворца Рудлогов, не то, что ощущала, когда была одна среди ненавидящих ее драконов в роскошных владениях Нории.

Тоска тонкой кромкой лезвия провела по сердцу, медленно, безжалостно.

«Не все тебя там ненавидели».

Нет, не все. Но меня ломали и сломали-таки, и до сих пор я не могу ответить на вопрос: «Кто я теперь?»

Ангелина подождала, пока уйдет служанка, вышла на веранду, выставила руки и лицо под дождь. Тонкий шелк широких рукавов сразу же намок, но она пошла дальше, под удивительно теплые струи воды. И в наступающих сумерках принцесса сбросила на землю драгоценный наряд, ступила в воду. И снова поплыла.

В воде было легче. Вода забирала боль.

Капли шелестели вокруг, стекали по лицу, и принцесса легла на спину, глядя в хмурое вечернее небо, раскинула руки – белая лебедь в черной воде – и застыла. Вода под ней, вода над ней, и сама она вода – спокойная, вечно движущаяся. Воде не нужно думать, куда идти, – путь для нее предопределен, и она не ропщет, но каким бы ни был путь, любая капля рано или поздно придет в океан.

Очнуться Ангелину заставил слабый всплеск. Будто кто-то подплыл совсем близко и застыл неподалеку, в пелене дождя.

– Кто здесь? – тихо спросила она, принимая вертикальное положение и поднимая светлые намокшие пряди с лица. Всмотрелась в сумерки. Никого. Всего лишь дождь по воде и едва видимая чернеющая пагода в нескольких десятках метров от принцессы. Вдруг стало зябко и страшно, но Ани только сощурилась и нырнула под воду.

Но и там, в черной озерной толще, ничего не было видно. Ани уже двигалась наверх, когда ее подхватило и подняло теплым потоком, мгновенно согревшим. Дождь усилился, снижая видимость почти до нулевой, зашумел грозно, начал сечь по плечам, по спине, словно выгоняя на берег. И Ангелина поплыла обратно, ориентируясь на золотистый едва видимый свет окон своего павильона. Поплыла, отчетливо чувствуя спиной чей-то внимательный и спокойный взгляд.