Зенак Аби вытирает себе череп, вздыхает и говорит:

— Итак, Язи Ро, мы с тобой установили, что я безумец, изменник и дряхлый старец. Учти, если продолжать б том же духе, то к моменту, когда ты доберешься до сути, мы вряд ли сохраним ясность мысли.

Я перестаю расхаживать и гляжу на джетаха.

— Ну что ж... Я слышал в лагерях две вещи. Во-первых, что когда Зенак Аби изучает пути, то у него получается, что не все они приводят к продолжению войны. Болтали, будто ты нашел талму к миру.

Аби потер подбородок и поднял палец.

— Это полуправда. Не все пути обязательно ведут к войне. Но пути к миру я не нашел.

— Но он должен существовать! Этому надо положить конец!

— Мне тоже хотелось бы так думать, юноша, — отозвался Аби насмешливо. — Однако твое пылкое «должен!» еще не достигло степени научной вероятности.

Глядя на веселую физиономию Аби, я думаю: неужели мир — это всего-навсего кровавые игры, в которые играют изуродованные болью живые существа? Мое разочарование так сильно, что я уже не в силах изображать старомодную вежливость.

— У тебя и у твоей синей ленты было целых тридцать два года, старый дурень! Чем же ты все это время занимался?

Мы оказались с ним почти нос к носу, как говорят люди. Внезапно я чувствую, что мне в грудь что-то упирается. Я опускаю глаза и вижу человечий огнестрельный автомат. Аби наставил его на меня. Я беру себя в руки и отступаю назад.

— Садись в кресло, Язи Ро. Так гораздо удобнее. — Но я не двигаюсь. — Отлично. В таком случае это считаю более удобным я. Сесть! — Он подталкивает меня дулом.

Я повинуюсь, не сводя с него глаз. Джетах улыбается, целится себе в голову и спускает курок. Щелчок — и ничего.

— Патроны кончились, — объясняет он виновато. — Но я отвечаю на твой вопрос, чем я занимался последние тридцать два года. Все это время я старался сохранить жизнь себе и нескольким друзьям. Мы десятилетиями опережали на один шаг агентов Маведах и Фронта Амадина.

— Я нашел тебя без труда.

Аби отвечает с улыбкой:

— Если ты призовешь на помощь свою могучую память, то, наверное, вспомнишь, что я сам тебя нашел. — Аби показывает стволом на стены пещеры. — Что касается моей работы, юноша, то где же мне развесить мои таблицы? Где мои мониторы, компьютеры, коллеги и ассистенты, космическая связь с Талман-ковахом? Нет, юноша, все это время у тебя было гораздо больше возможностей добиться мира, чем у меня.

— Мира? — переспрашиваю я, сбитый с толку. Аби утвердительно кивает, убирая под куртку бесполезное оружие.

— Почему ты не перестал стрелять, убивать? Количество трупов явно уменьшилось бы. Мне было недоступно даже это, потому что я никого не убивал. Каким был второй дошедший до тебя слух?

Сидя вечерами перед слабо светящейся шкалой приемника, мы с однополчанами рассказывали друг другу невесть что. Неужели все это были пустые слова? Сотрясение воздуха в ожидании очередного кровавого задания?

— Слыхал я, Зенак Аби, что ты знаешь, как просочиться сквозь блокаду. Как покинуть Амадин.

Наконец-то я добился внимания старого дуралея. Он всплескивает руками и, подражая людям, закидывает ногу на ногу.

— Предположим, я совершу такое чудо. Куда ты отправишься, Язи Ро? Что предпримешь? Устроишь себе отпуск? Покатаешься на аттракционах в парке развлечений? Или устроишь забег по магазинам на Синдиеву?

Я отвечаю, не задумываясь:

— Полетел бы на Драко, предстал перед джетаи диеа Талман-коваха и потребовал, чтобы они положили конец войне на этой несчастной планете.

— Значит, твоя цель — мир? А стал бы ты убивать для достижения мира, маленький Ниагат?

Я снова багровею от гнева.

— Я здесь не для того, чтобы обмениваться с тобой мифами из Талмана, старый... старик. То, как я буду добиваться мира, — мое личное дело.

Зенак Аби снова насмешливо улыбается.

— Таких, кто мечтает удрать с Амадина, полным-полно. Это родители — и драки, и люди, — желающие сохранить жизнь своим детям. Это раненые, которые не получают здесь нужного лечения. Это все голодающие, все, кто не хочет больше превращать свою жизнь в непрерывное ожидание смерти. Предположим, я способен совершить такое чудо. Почему я должен предпочесть твое желание желаниям их?

— Потому, Зенак Аби, что опасности, увечья, голод — все это закончится, когда наступит мир.

— Когда наступит мир... — Аби встает и подходит ко мне. На его физиономии уже нет усмешки. — Неужели ты, молодой убийца с кровью людей на руках, сумеешь убедить овьетаха и мудрецов Талман-коваха, что они ошибаются? Что годы учения, весь их долгий опыт ничего не значат? Что они просто не заметили путь, который нашел ты, невежда и гордец? Талман-ковах рассылает инструкции политическим, деловым, военным, научным, философским учреждениям сотен планет, и вдруг к ним является разъяренный убийца из Маведах, совсем юнец, с требованием совершить то, что они давно считают невозможным... Вот и ответь мне, Язи Ро, подпустят ли они тебя даже к своим воротам?

Я отворачиваюсь от джетаха и смотрю в темный угол. Это я дурень, тысячу раз дурень! Все мое существо вопиет, что ужас, творящийся на Амадине, — искривление, страшная ошибка. Мне казалось, что само это убеждение — уже талма, путь, на котором возможно достижение мира на злосчастной планете...

Тысячу раз дурень!

Я шепчу, не слыша себя: несправедливо. Эта война, все эти ужасы, невозможность мира — конечно же, несправедливо! Но вслух я этого не произношу, чтобы не получить очередную отповедь, почерпнутую в Талмане. Не помню, из какого она предания, из какой Коды. Кажется, что-то насчет невинных забав Малтака Ди. Один из уроков предания в том, впрочем, и состоит, что вера в справедливость — признак повреждения рассудка или тупости.

Опять слезы на глазах. Наверное, этому действительно не будет конца. Мой родитель, друзья, боевые товарищи мертвы, это какой-то бесконечный парад трупов. Сколько еще полков отправится на тот свет? Присоединиться ли мне к траурному шествию или спрятаться по примеру Зенака Аби на вершине какой-нибудь неприступной горы? Но смогу ли я жить дальше, зная, что столько уже умерло, столько умирает, столько еще умрет?

Даже в такой мирной пещере, как эта, мне не дали бы покоя призраки. О призраках мы узнали от людей. Ни один ковах, нащупывающий пути по всем правилам науки, не признал бы, что бывают какие-то бесплотные призраки. Ну и что? Я-то их слышал. Я вижу их сейчас. И наплевать мне на чужое мнение — извольте сначала поползать по Амадину...

Аби кладет мне на голову свою теплую руку.

— Откинься, — приказывает он. — Откинься и расслабься. Сейчас я поделюсь с тобой еще кое-чем, почерпнутым у людей.

Я отстраняюсь от джетаха и хмуро гляжу на его улыбающееся лицо.

— Что ты собираешься делать?