пришли корабли из дальней земли,

откуда пути нет назад —

сюда святой Брендан пришел навсегда,

и здесь его кости лежат.

Народные сказания, лэ и «антисказание»

В «Фермере Джайлзе из Хэма» — единственном безусловно успешном произведении Толкина, помимо серии о хоббитах, — нет ни намека ни на одну из вышеупомянутых тем. Судя по всему, замысел этой сказки родился примерно в то же время, что и замысел «Хоббита», когда дети писателя были еще маленькими, а в своем окончательном виде она оформилась к 1938 году. Как я отмечал выше (см. стр. 130), корни ее лежат в толковании топонимов. В других публикациях (см. «Дорога в Средьземелье») я также писал о возможности трактовки этого произведения как аллегории и набрасывал ее вероятную схему. Однако готов признать, что во мне, наверное, говорит furor allegoricus, или одержимость аллегорией: сказка «Фермер Джайлз из Хэма» ценна сама по себе, безо всяких аллегорий, и, кроме того, совершенно легкомысленна.

Отчасти ее веселый характер можно объяснить тем, что она не основана ни на реальных событиях, ни на мифологии Толкина — ее сюжет опирается исключительно на псевдоисторические источники, которые в течение долгого времени принимались за чистую монету, но уже давно признаны вымыслом: «Брут, или Хроники Британии», «Сэр Гавейн», «Король Лир» и даже детские песенки про «старого короля Коула» — все они так или иначе упоминаются в тексте.

События разворачиваются в настоящей Нетландии, и автор не относится к своей истории всерьез. Таким образом, у нас есть основной персонаж — фермер Джайлз (своего рода анти-Беовульф — очень уж по-любительски он готовится выйти на дракона), несколько лучших в литературе примеров беседы с драконом, с которыми можно сравнить разговор между Бильбо и Смогом, и целый ряд комических персонажей второго плана — от пса Гарма до гордого тирана Малого Королевства Августуса Бонифациуса Амброзиуса Аврелиануса Антониуса, мельника, великана, кузнеца по прозвищу Весельчак Сэм, серой кобылы и священника.

Однако в этой истории имеется мораль, которая утверждается довольно-таки активно, что, впрочем, не противоречит общему легкомысленному тону. В шуточном предисловии от редактора (Толкину очень полюбился этот прием) говорится о том, что текст построен по принципу «Песен» Маколея, написанных на основе гипотез, то есть составлен гораздо позднее описываемых событий и представляет собой «позднюю компиляцию», в основе которой «лежат не исторические анналы, а народные песенки, на которые часто ссылается автор».

Это и в самом деле так: народные мотивы упоминаются в тексте как минимум пять раз. После случайной победы над великаном Джайлз становится «Местным Героем» и по пути домой с ярмарки распевает «старинные боевые песни» — вполне возможно, это те самые «простонародные баллады», в которых подаренный фермеру Джайлзу меч именуется Хвосторубом. Мужество сразиться с драконом Джайлзу придают «истории о Белломариусе», знаменитом драконоборце. Дракон нападает на рыцарей, когда те поют «балладу» — сочиненную давно, еще до эпохи турниров, в которую они живут, — очевидно, им следовало быть внимательнее. А после того как Джайлз бросил вызов королю, «запретить все песни о его деяниях было совершенно невозможно», и именно поэтому король не стал собирать армию. Конечно, к моменту написания предисловия все эти песни, истории и баллады уже стерлись из народной памяти, как обычно и бывает с такого рода творчеством. Но в сказке они ассоциируются с Джайлзом, с «народным языком», с «простыми тяжелыми мечами», такими как Хвосторуб, которые ковались не для красоты, а для дела, с вышедшими из моды вещами. Королевский двор, напротив, ассоциируется с напыщенностью, с книжной латынью, с погоней за формой в ущерб содержанию (вспомнить хотя бы поддельный драконий хвост, который делает кондитер) и с нежеланием всерьез воспринимать древние легенды. Нет никаких сомнений в том, какая из двух сторон победит, и понятно, что конфликт между ними гораздо серьезнее, чем между Джайлзом и Хризофилаксом, тем более что в конечном счете эти двое заключают союз.

Можно также сказать, что ситуация, которая складывается в «Фермере Джайлзе из Хэма», аналогична ситуации в Озерном городе в момент прибытия туда Бильбо в главе 10 «Хоббита». У правящей верхушки и официальных лиц нет времени на «старинные боевые песни» и упомянутых в них существ — их заботят только деньги; королевские рыцари же считают драконов мифическими существами (и драконы, конечно, отвечают им взаимностью). Есть и те, кто помнит древние традиции, но толкует их совершенно превратно: в «Хоббите» это люди, которые ждут, что в долину немедленно потекут золотые реки, а в Хэме — те, кто толпится вокруг Джайлза, величая его «Героем Всей Округи» и рассуждая о «Славе Сословия Йоменов, Опоре Страны» и так далее. Между ними стоят такие персонажи, как Джайлз и Бэрд, — одновременно верные традициям и практичные. У всех у них были прообразы в ХХ веке, в котором жил Толкин, и очевидно, что он высмеивал одновременно и «здравый и рациональный вкус» своих современников, подвизавшихся на поприще литературы (см. статью «Чудовища и критики»), и пристрастие к непритязательным фантастическим историям, которое позднее стало еще более распространенным.

Единственный, кто в этой сказке почти всегда оказывается на высоте, помимо Джайлза (и серой кобылы), — это местный священник. Он описан в комическом ключе, особенно в первом разговоре с Джайлзом. Священник настоял на том, чтобы фермер показал ему меч, подаренный королем. (Интересно, почему? Что пробудило в нем подозрения?) Он внимательно рассмотрел надписи на ножнах и на клинке, но «не мог разобрать ни начала, ни конца». Чтобы скрыть свое невежество, он стал весьма профессионально блефовать: «Буквы здесь старинные, а язык варварский». Однако в конце концов священник нашел правильный ответ: меч называется Кавдимордакс, или Хвосторуб. После первой победы Джайлза над Хризофилаксом священник совершил ошибку, помпезно изложив дракону требуемые условия компенсации. Впрочем, ошибка ли это? Хризофилакс вовсе не намерен исполнять данные им клятвы, и можно представить, что этот вариант развития событий

оказался выше разумения простых крестьян. Но ведь священник был человеком начитанным и мог бы догадаться о подвохе. Хотя, возможно, он и вправду что-то заподозрил. Он был обучен грамматике, а потому, несомненно, разбирался в будущем времени лучше прочих.

С точки зрения современного человека это бессмыслица, ведь грамматика никак не связана с прогнозированием. Однако для средневекового сознания это представляется вполне разумным, поскольку «грамматика» (grammar) считалась синонимом слов glamour (в значении «способность менять свою форму и вводить окружающих в заблуждение») и grammarye (волшебство). В любом случае священник первым понимает, что дракон не вернется, и, что