Работа прозаика протекает, главным образом, в мысли, а не в слове, в замысле, а не в слове — мысль переводится в слово — у поэта мысль и слово рождаются одновременно, вся работа протекает в слове, нельзя задумать прозой и написать стихами, нельзя переложить в стихи, что, впрочем, делают посредственные стихотворцы. Одно: писать стихами, другое — писать стихи. Вся Италия XVIII в. обменивалась сонетами, а поэты все-таки наперечет. Нужно, чтобы ты вещь не мог сказать нестихами. Тогда будут — стихи.

И еще: нет стихов без чар. (Не очарованы, а чарованы.)

Проза есть — и отличная, весь Толстой, например. Поймите правильно: чары беру не как прикрасу, а как основу, как одну из первозданных сил, силу природы. Нет чар — нет стихов, есть рифмованные строки. «И сквозь магический кристалл…»[1177] (Пушкин). Пушкин, всё это зная отлично, не даром кому-то сказал: «Если бы я мог (материальные причины), я бы никогда ничего не писал, кроме стихов», А — какой прозаик! Чары как исток прозаического дарования — Гоголь (полюс Толстого!). <…>

Впервые — Родные Перезвоны. Брюссель. 1952. № 1. С. 2–3. СС-7. С. 556–558. Печ. по СС-7.

45-35. В.Н. Буниной

Vanves (Seine)

33, Rue Jean Baptiste Potin

2-го июня 1935 г., воскресенье

                         Дорогая Вера,

Я не так просто смотрю на Вас — и на себя, чтобы подумать, что Вы меня просто — забыли. Не увидься мы с Вами ни разу за все Ваше пребывание

— я бы этого не подумала.

О Вас говорят, что Вы — равнодушная. И этого не думаю.

Вы — отрешенная. От всего, что — Вы («я»). Все для Вас важней и срочней собственной души и ее самых насущных требований. А так как я — все-таки — отношусь к Вашей собственной душе, то и мною Вы легко поступитесь — для первого встречного, Вам ненужного — гостя или дела. Если бы я Вам была менее родная — простите за гиперболизм, но он уясняет: если бы я для Вас была менее — Вы, Вы бы со мной больше считались — в жизни дней, — и совсем уже гипербола: — и считали бы себя в большем праве на ту радость, которой — все-таки являюсь для Вас я.

Вера, хотите совсем грубо? — Ведь от меня — дому — никакого проку, а живете Вы — для дома. Я — не общая радость, а Ваша. А какое Вам дело до себя самой?? Вы меня «забываете» в порядке — себя.

И, конечно, Вера, никогда бы не променяла этой тайной полноты власти на явное предпочтение и процветание. Я — тайну — люблю отродясь, храню — отродясь.

Корни нашей с Вами — странной — дружбы — в глубокой земле времен.

— Знаю еще, что могла бы любить Вас в тысячу раз больше, чем люблю, но — слава Богу! — я сразу остановилась, с первого, нет — до первого шагу не дала себе ходу, не отъехав — решила: приехала.

Вы — может быть — мой первый разумный поступок за жизнь.

_____

А пошло бы по-другому (та же я и та же Вы), т. е. разреши я себе хотя бы укол — тоски:

— Боже, какая это была бы мука! (для меня: не для Вас). Я бы жила от встречи до встречи, от письма до письма: встречи бы — откладывались, письма — не приходили, или приходили — не те (всегда — не те, ибо те пишешь только ты сам!).

— Вера! я Бога благодарю за то, что люблю Вас в тысячу раз меньше чем — знаю — могла бы.

_____

Теперь — дела*.

Вера, скажите: тьфу, тьфу не сглазить! (Трижды — в левую сторон) Едем с Муром в Фавьер. Мансардное помещение — 600 фр<анков> все лето. Внесла уже половину. Можно стирать и готовить. Есть часть сада, а в общем — 4 мин<уты> от моря. У Людмилы Сергеевны Врангель[1178], оказывается — рожденной Елпатьевской, т. е. моей троюродной сестры, ибо мои отец с С<ергеем> Я<ковлевичем> Елпатьевским[1179] — двоюродные братья: жили через поле.

Знаете ли Вы ее — и какая? Мне очень понравилась ее мать[1180], и — на свое удивление — я ей, кажется, тоже, ибо она во вторую встречу меня первая поцеловала, почуяв во мне современницу, как все старики и старухи свыше 70-ти лет.

Теперь все дело — в train de vacances[1181] (28-го июня) 1) достать билеты 2) оплатить. 430 фр<анков> — 2 билета — в оба конца. Билетных денег у меня нет. Просила у Руднева аванс — не дал ни копейки. Хочу устроить к 15-му — 20-му вечер, без предварительной продажи. Буду читать своего «ЧЕРТА», которого конечно не возьмут Совр<еменные> Записки[1182]. Эпиграф: «Связался черт с младенцем». (До-семилетнее.)

_____

Бальмонт — сидит. Не сумасшествие, а начало белой горячки[1183]. В Epinay, в санатории Д<окто>ра Азербейджана[1184], со скидкой. Чудный парк, гуляет до 2 ч<асов> ночи. Влюбился в юную surveillante[1185] и предложил ей совместно броситься в Сену. «Отказалась. Тогда я предложил ей ее сбросить, а потом — спасти, ибо — не правда ли, дорогая? — я легко проплываю два километра? Отказалась тоже — и весь день пряталась — везде искал — чуть с ума не сошел. Дорогая! Я безумно люблю (следует имя) — как никогда еще не любил. Пришли мне 12 пузырьков духов — *chantillons[1186] — фиалку, сирень, лаванду, гвоздику, а главное — розу и еще гелиотроп, что* найдешь — для всех surveillantes, чтобы не завидовали. Я Жанне подарил весь свой одеколон и всю свою мазь для рук — у нее ручки — в трещинах! А ручка еще меньше, чем у (имярек, — женское). Дорогая! Пришли мне побольше папирос, — сумасшедшие выкурили весь мой запас»…

Кончается письмо диалогом:

— Bonsoir, mon premier, mon dernier, mon unique amour!

— Bonsoir, mon ch*ri![1187]

Отрывок — почти дословный, с разницей — словаря: Бальмонт, напр<имер>, не напишет «запас». Читала на улице, из рук Елены[1188]. Елену, пока, к нему не пускают, она убивается. Во вторник переезжает в Epinay.

Вера! Бальмонт безумно счастлив. Двенадцать девушек, которым всем вместе только 240 лет, т. е. столько же, сколько Бальмонту в его обычном окружении. Елены, тети Нюши и какой-то полу-датчанки-полу-швейцарки-полу-писательницы. Мечтает по выздоровлении остаться там садовником.

_____

Наследство Оли?[1189] Была у юрисконсульта, по вызову. Долго