среднего роста алюминиевую кастрюлю и нет ли у Вас лишнего алюминиевого кофейника? Я сейчас неспособна ни на франк, ибо — ведь еще примус! Купальные костюмы и халаты! Не найдется ли у Вас купального халата? Простите за вечные просьбы, но, мне почему-то — совсем не неудобно — просить у Вас. (Я вообще ничего ни у кого не прошу.)

Обнимаю.

                                       МЦ.

Пишите о себе. Привет детям. Пишете ли и что*?

Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 37–38. СС-7. С. 484–485. Печ. по СС-7.

47-35. Н.А. Гайдукевич

France Vanves (Seine)

33. Rue J<ean->B<aptiste> Potin

7-го июня 1935 г.

пятница

                         Дорогая Наташа,

Знаете, что мне в Вас больше всего нравится? Бесстрашие.

Есть вещи, которые человек не хочет говорить даже себе, Вы их говорите — вслух (не хочу говорить — «мне», во-первых потому что не хочу присваивать, во-вторых потому что: что* же я как не самый острый слух: дохождение по адресу всего сказанного «в воздух»?)

Я долго, долго, недели три носила в сумке письмо к Вам с подробной, но недостаточно (не узнала № дома и точной цены курса) отписью про Alliance Fran*aise[1203] — летний трехмесячный курс с экзаменами, три группы, возможность золотой медали, Париж, Boulevard Raspail, белый дом с толпящимися у подъезда преимущественно девушкам — если такие еще есть.

Всё мечтала и надеялась узнать цену старшей группы и — № дома (с лица дом знаю) — и, вот, нынче, когда должна была идти с этим зданием на свидание (ЧЕСТНОЕ СЛОВО! после Муриной школы) — именно нынче — Ваше письмо. Жаль, что не сохранила или сразу не отправила того, как вещественного доказательства моей заботы о Вас: убеждала Вас на юг (ко мне) не ехать, ибо «на время не сто*ит труда»[1204], а курс в старшей группе серьезный и увлекательный, с лекциями лучших профессоров в бывших отслуживших церквах — S<ain>t Roch[1205] напр<имер>, где старик профессор читает с кафедры — проповедника! — про Виллона (если не Вольтера, — но это уже кощунство!)[1206]

Я в свой первый Париж[1207] (лето моих 16-ти лет) блистательно окончила старший курс, с медалью бы — если бы не полное, тотальное, изумленное и всех изумившее, невинное, грудного возраста незнакомство с грамматикой (теорией). Mais comment faites-Vous pour faire ce que Vous faites, sans avoir la moindre notion grammaticale?

— Je fais de la prose sans le savoir!

— Et de la po*sie aussi. Vous devez etre poete dans Votre langue.[1208]

(Слово знаменитого историка литер<атуры> Emile Faguet)[1209].

— Et voila.[1210]

Но медали — не получила. Синклит профессоров (экзамены были в Сорбонне!) сказал, что это первый такой случай за всё существование Alliance Fran*aise.

— Бесстрашие. Вы бесстрашней — даже меня![1211] Я всегда боюсь сглазить моих, когда на них жалуюсь, причинить им зло. (Не «жалуюсь», а бесстрастно и бесстрашно — оцениваю). А знаете, что*, Наташа, если кончилось с школой, — пишите! Напишите ту книгу, которую за Вас никто не напишет: себя. Помните, Толстой говорил: «Каждый человек может и должен написать за свою жизнь — одну книгу: книгу своей жизни». (Он не так сказал, у него — правда, наглость? — не было моей остроты формул, но смысл — его.)[1212] Вы будете в этой книге — жить, день за днем, те дни будут как на широких надежных бесстрашных крыльях нести — эти. Вам станет все равно — вокруг, Вы станете — неуязвимы.

Есть вторая жизнь — чтения, но есть неизмеримо-сильнейшая и уж никак не «вторая» — писания.

…Мое убежище от диких орд,

Мой щит и панцирь, мой последний форт

От злобы добрых и от злобы злых —

Ты — в самых ребрах мне засевший стих![1213]

                                               (1918 г., я)

и — лет за 75 до сего:

О, ты, чего и святотатство

Коснуться в храме не могло

Моя напасть — мое богатство —

Мое святое ремесло!

                   (Каролина Павлова, сороковые годы)[1214]

_____

Ведь не важно — стих или нет! Просто — тетрадь[1215].

_____

Вспоминая начало нашей встречи, Вашу девическую семейную хронику и прибавляя… просто ту семейную группу — ах, Наташа, Vous etes bien servie![1216] Не много*нько ли — на одну женскую голову — и сердце?

Напишите — всех: мать, сестер, — Иловайский переплет, — любовь —, не их всех в мире, а их — всех, и на себе, как печать[1217].

Я — серьезно говорю. Это будет — урок Ва*шим детям, Вашей дочери.

_____

«Лето». Нужно чинить Муру зубы и прививать оспу. А у него сейчас examens trimestriels[1218]. — А живем мы за 1 * ч<аса> езды (и ско*льких — ожидания в приемной?) от зубного врача, того, который — даром.

Взываю на-круговую к знакомым дамам, чтобы подарили прошлогодний прошлосредиземный или = океанский купальный костюм. Два: Муру и мне. Дамы — молчат. А нужны еще — купальные халаты, без них на берег идти не разрешено, а раздеваться на берегу — мне — с моими старомодными лифчиками на пуговках… (здесь все носят «бюстгалтеры», с полушариями, — преимущественно розовые и деликатные и, у меня, ничем не заполнимые! Шью на заказ. ( ! ! ! ) И не только — лифчиками: желтыми штанами и лиловыми рубашками, ибо покупаю всегда самое дешевое и недомерочное: вес — 50 кило и соответствующая худоба. Моей тальи (60) в большинстве магазинов нет, нужно брать «jeunes filles»[1219] а у jeunes filles всё соответственно-узенькое, я же в плечах — верста. «Идеально-спортивная… мужская фигура», как мне в полной невинности сказала 84 летняя старушка-соседка, которая на меня шьет… за соответствующую старинную цену. Как я бы хотела об этом написать!

Лето будет… трудное. Там ни молока, ни масла, ни мяса, а рыба, как всегда на* море, не по средствам. Яиц