Труднее, чем с ЦК, было найти общий язык с киношным начальством. Там-то как раз сидели люди прожженные, ушлые, цену Шукшину они знали, знали его действительную жесткость, непримиримость, несговорчивость, хитрость, знали его «разинскую» натуру, и там ни за своего, ни за простого человека его не держали. Воспроизвести в точности всю последовательность событий лета 1973 года, когда на самом верхнем уровне в очередной раз решалась судьба фильма, не представляется возможным, но сохранился отрывок из докладной записки в ЦК КПСС по поводу «Степана Разина», сочиненной зампредом Госкино В. Баскаковым 3 августа 1973 года. Из этого документа хорошо видно, что никаким заступником Шукшина Баскаков не был:

«Сценарная редакционная коллегия Комитета по кинематографии с участием внештатных членов — режиссеров и критиков — рассмотрела сценарий. Он был признан интересным в тематическом отношении, содержащим отдельные яркие, талантливые сцены. Вместе с тем сценарная редколлегия указала на крупные недостатки сценария идейно-художественного порядка — нагнетание жестокостей, принижение образа Разина и т. п. В своем отзыве на сценарий член редколлегии, критик Р. Юренев писал: “Первое, на что хотелось бы обратить внимание, — это чрезмерная жестокость многих сцен. Я понимаю, что и вольница, и ее преследователи, и каратели… но сцены расправы Разина с безоружными пленными в Астрахани, смачные удары топоров и сабель, надругательство над раненым Прозоровским… — кажутся мне чрезмерными. Их читать трудно, и видеть будет нестерпимо. Жестокость можно показывать и менее лобовыми средствами. Модное стремление молодых режиссеров к натуралистическому показу жестокостей, убийств, пыток, членовредительства испортило многие талантливые сцены в фильме А. Тарковского ‘Андрей Рублев’… Понимая, что исторические события бывали подчас весьма суровы, что изображать их в идиллическом стиле нельзя, я все же хотел бы предостеречь Шукшина от излишнего любования жестокостями, ранами, смертями, кровью. Чрезмерное обилие всяких ужасов на экране может сделать фильм нестерпимым зрелищем и, что еще хуже, может создать извращенный образ народа. Русские бунтари, даже вольные разбойнички, не были чингисхановскими истребителями всего живого — они знали и великодушие и жалость. Смягчая жестокие сцены, я смягчил бы и язык. Уж слишком много матерщины, ерничества…”

В официальном отзыве сценарной редколлегии Комитета было отмечено, что сценарий может быть поставлен только при условии, что он будет переработан и создан полнокровный образ народного героя. В заключении Комитета указывалось на недопустимость дегероизации Разина, педалирования жестокостей и т. д.

В марте 1970 года В. Шукшин в личной беседе с Председателем Кинокомитета А. Романовым заверил его, что переработает сценарий в режиссерском варианте… Однако несмотря на устные заверения В. Шукшина, что он в режиссерском варианте сценария учтет советы и пожелания членов редколлегии Комитета, он, тем не менее, концепцию своего произведения не изменил.

В феврале 1971 года все работы по фильму были прекращены.

Госкино готово вернуться к рассмотрению вопроса о постановке фильма “Степан Разин” по сценарию В. Шукшина, если, разумеется, автор существенно переработает этот сценарий…»

По свидетельству Ирины Александровны Сергиевской, этот документ Шукшину во время встречи в ЦК был показан, что позволяет нам предположить такую последовательность событий: в июне — июле Шукшин пишет письмо Демичеву, тот дает Госкино указание подготовить справку, а затем происходит встреча Василия Макаровича и Петра Ниловича, во время которой принимается принципиально важное решение о запуске картины. Баскакова в очень скором времени снимают с должности (вряд ли из-за Шукшина, тем более что Василий Макарович, по утверждению Владимира Евтихиановича, зайдет к нему попрощаться и найдет для уволенного начальника добрые слова). А вот стал ли Шукшин существенно перерабатывать сценарий — это большой вопрос. Судя по всему, нет, ибо к 1974 году, когда вопрос с «Разиным» перешел в практическую плоскость, к шукшинским козырям прибавился еще один, самый главный — всенародный успех «Калины красной». И успех настолько ошеломительный, что даже в родном шукшинском краю его были вынуждены признать и в апреле земляку на официальном бланке направил письмо первый секретарь Алтайского обкома партии — тот самый, кто годом раньше предлагал запретить показ фильма «Печки-лавочки».

«Уважаемый Василий Макарович!

Труженики Алтайского края. Ваши земляки, проявляют постоянное внимание к Вашему творчеству. В нем находят отражение проблемы коммунистического строительства, над решением которых работает сегодня партия.

Просим Вас, Василий Макарович, приехать на Алтай в июне — июле 1974 года и повстречаться со своими земляками: рабочими и колхозниками, студентами и учащимися, кинозрителями.

Мы хотели бы посоветоваться с Вами об издании сборника Ваших произведений в Алтайском книжном издательстве.

С уважением

Секретарь крайкома КПСС А. Георгиев».

Этим планам не было суждено сбыться при жизни Шукшина, но в оставшиеся ему месяцы он вынашивал планы «Разина». История, начавшаяся летом 1967 года, семь лет спустя получила реальный шанс осуществиться.

«Предлагаю студии осуществить постановку фильма о Степане Разине.

Вот мои соображения.

Фильм должен быть двухсерийным; охват событий — с момента восстания и до конца, до казни в Москве. События эти сами подсказывают и определяют жанр фильма — трагедия. Но трагедия, где главный герой ее не опрокинут нравственно, не раздавлен, что есть и историческая правда. В народной памяти Разин — заступник обиженных и обездоленных, фигура яростная и прекрасная — с этим бессмысленно и безнадежно спорить. Хотелось бы только изгнать из фильма хрестоматийную слащавость и показать Разина в противоречии, в смятении, ему свойственных, не обойти, например, молчанием или уловкой его главной трагической ошибки — что он не поверил мужикам, не понял, что это сила, которую ему и следовало возглавить и повести. Разин — человек своего времени, казак, преданный идеалам казачества, — это обусловило и подготовило его поражение; кроме того, не следует, очевидно, в наше время “сочинять” ему политическую программу, которая в его время была чрезвычайно проста: казацкий уклад жизни на Руси. Но стремление к воле, ненависть к постылому боярству — этим всколыхнул он мужицкие тысячи, и этого у Разина не отнять: это вождь, таким следует его показать. Память народа разборчива и безошибочна.

События фильма — от начала восстания до конца — много шире, чем это можно охватить в двух сериях, поэтому напрашивается избирательный способ изложения их. Главную заботу я бы проявил в раскрытии характера самого Разина — темперамент, свободолюбие, безудержная, почти болезненная ненависть к тем, кто способен обидеть беззащитного, — и его ближайшего окружения: казаков и мужицкого посланца Матвея Иванова. Есть смысл найти такое решение в киноромане, которое позволило бы (но не обеднило) делать пропуск в повествовании, избегать излишней постановочности и дороговизны фильма (неоднократные штурмы городов-крепостей, передвижения войска и т. д.), то есть обнаружить сущность крестьянской войны во главе с Разиным — во многом через образ самого Разина.