Дорога привела их к западной границе Долосана, к основанию плоскогорья, на котором располагался Иксилл. Они подъезжали все ближе. Наступила ночь, и они увидели мерцающую магическую завесу над горизонтом; отдельные багрово-синие огни светились гораздо слабее, но вполне различимо. Сияние завесы затмевало звезды и окрашивало луны в странные цвета, но не более того; однако все равно Келеса охватывала дрожь при мысли о том, что им придется пройти сквозь нее, чтобы ступить на земли Иксилла. Лишь богам было ведомо, что ждет их по ту сторону.

Как-то вечером он стоял невдалеке от лагеря на вершине небольшого холма, наблюдая за перемещением разноцветных огоньков, словно колеблемых легким ветерком. Он не знал, как долго простоял так, но внезапно понял, что дрожит от холода. Только он успел подумать об этом, его мягко ударило по спине скрученное в тугой сверток одеяло.

Келес обернулся и увидел вирука, опустившегося на землю позади него, ниже по ветру. Это заставило его еще раз вздрогнуть.

— И давно вы здесь?

Рекарафи, почти невидимый в темноте, пожал плечами.

— Достаточно долго для того, чтобы понять, что вы, скорее всего, замерзли.

— Вы следили за мной?

— Вы имеете в виду, не преследовал ли я вас тайком? Я заметил, что вы дрожите, и принес ваше одеяло. — Он вытянул вперед руку, указывая в сторону Иксилла. — Я смотрел на это. На тавам эйзар.

Келес ослабил кожаные ремешки, стягивавшие одеяло, и завернулся в шерстяную ткань.

— Тавам означает «магия». Что такое эйзар, я не знаю.

— «Покрывало». Но не облачение. Пелена, скрывающая нечто. Эта пелена быстро угасла.

Он опустил руку.

— Вы используете девятеричное исчисление, а мы — десятеричное.

— У вас десять богов? — Келес поднял лицо к небу, пытаясь отыскать взглядом десятое созвездие.

— Нет. У наших рабов на руках было по десять пальцев. Мы не хотели, чтобы они ошибались при расчетах.

Вирук подошел ближе, держась с подветренной стороны.

— Так вот, семьдесят десятилетий тому назад произошла битва, послужившая причиной появления тавам эйзара. Сначала он был виден и при солнечном свете, он был ярче солнца, поскольку солнце почти не появлялось на небе во Времена Черного Льда. На землях Девяти княжеств тавам эйзар не был виден, но Ирусвирук он освещал ослепительным сиянием. У нас больше не было ночи. Красные, желтые, золотые, серебристые, зеленые голубые огни плясали и кружились. А потом магия хлынула сверху из Иксилла, разрушая все на своем пути.

Вирук ссутулился, словно согнувшись под тяжестью воспоминаний.

— Вам не понять, на что это было похоже, Келес. То что довелось увидеть вам по дороге сюда, тоже удивительно, и каждый раз это было что-то иное. Когда магия вырвалась на свободу она, она уничтожала все — но и творила все. Все, что вы видели и больше, чем можете себе представить, — все существовало здесь одновременно. Перемещалось прошлое и будущее, настоящее с несбывшимся, растения с животными; все, что не было хоть как-то защищено, полностью изменилось.

Картограф закрыл глаза и попытался осознать слова Рекарафи.

— Вы правы, я не могу представить подобное.

— Представьте тихое озеро, Келес, гладкую поверхность воды. Мир был похож на нее. А теперь представьте, что вода забурлила и превратилась в пену. Все изменилось. Здесь вместо воды была магия, и она исказила реальность. Все вещи существовали в одно и то же время, но ни одна не сохранялась надолго, — магия была слишком сильна.

— И озеро продолжало бурлить.

— Да. И ее сдерживал лишь тавам эйзар.

Келес открыл глаза и опустился рядом с Рекарафи. Вирук подошел совсем близко, но головная боль не появилась. Келес подозревал, что позже она все-таки начнется, но решил не обращать внимания. Рекарафи держался обособленно все время путешествия. Келес побаивался его, но хотел ответить на попытку вирука сократить расстояние между ними.

— Вы говорите о завесе так, что мне кажется, будто была и другая.

Рекарафи повернул к нему лицо. В зрачках его темных глаз отражался холодный свет звезд.

— Когда-то Вирукадин захлестнула волна магии такой силы, о которой вы никогда не могли бы даже помыслить. Катаклизм изменил эти земли и уничтожил внутреннее море. Гибель Вирукадина поглотила землю бесследно.

Там, где сейчас находится Темное море, Келес, когда-то возвышались величественные горы, касавшиеся вершинами звезд. Там был наш дом, и, даже находясь далеко оттуда, мы видели их. Самая высокая гора всегда была покрыта снегом, — ее вершину скрывали облака. Но тавамазари подчинили ветра своей воле и укротили солнце. У нас всегда было тепло, как в Миромиле, пышно росло и цвело все живое, словно в Уммуммораре. Наш дом был земным раем.

Келес покачал головой.

— Как можно было уничтожить подобное чудо?

Вирук издал клокочущий звук, словно что-то перекатывалось у него в горле.

— Мы находимся на земле, которая была разрушена по вине вашего народа, и вы спрашиваете об этом? Разве причины имеют значение спустя три тысячи лет? Те, кто владел силой, хотели получить больше, и ревниво охраняли от прочих то, что имели. Те, у кого не было ничего, хотели получить хоть что-то и не останавливались ни перед чем, чтобы добиться своего. И те, и другие пытались выставить свои деяния в лучшем свете, хотя дела не были ни благородными, ни справедливыми.

Когда все произошло, уцелевшие собрали оставшихся тавамазари и ушли за пределы бывшей столицы, чтобы создать вокруг тавам эйзар и не позволить разрушительной силе выплеснуться за пределы Вирукадина. Город погрузился в морские пучины, а Черная Жемчужина поднялась на небеса.

Картограф посмотрел наверх. Гол'дун, вторая по размеру луна, висела в небе, — черный шар, окруженный серебристо-зеленым сиянием.

— Гол'дун — сокровище, принадлежащее сразу всем богам. Она медленно проплывает мимо каждого из них, — они не в силах вынести долгого расставания с ней.

Из горла вирука снова вырвалось клокотание.

— Я мог бы рассказать вам об истинном происхождении ваших богов, Келес Антураси. Но вы не поверите мне. Во времена моей юности Черная Жемчужина не сияла на небе. Ваше название для нас ничего не значит. Мы называем ее гоал ньюан. Приблизительно на ваш язык это можно перевести как «камень души». Но это тоже плохой перевод. Он не отражает всех тонкостей.

— Пожалуйста, объясните мне.

Рекафари медленно прикрыл глаза.

— Это не поможет вам при описании нового мира.

— Но поможет мне понять мир, который я описываю.

Вирук сидел неподвижно, глаза его были закрыты; потом он поднял подбородок. Келес гадал, о чем он думает. Казалось, Рекарафи разговаривает с духами, спрашивая у них совета, прежде чем ответить ему. Может быть, он говорит с посланницей, — так же, как я — с дедом.