какая-то мертворожденная тень, далекая от ощущения великого? Попробуй синей травы, пожуй и нюхни, и, уверяю тебя, главнокоровость твоя реально удвоится!

И Марта решилась: нюхнула и пожевала, после чего, дождавшись благотворного чувства, хихикнула и сказала:

— Годится! Действительно, я чувствую себя дважды главной коровой, причем у меня образовалось две головы, обе — в реальности, и обе зорко следят за вами без всяких очков.

Лисичка и Стрекоза заржали, как лошади, и после этого все остальные коровы, оставшиеся без дела и наблюдавшие развлечение согуртниц, обошли туалет и с любопытством начали поедать синие заросли, обладающие забористостью, и, вдыхая поднявшуюся пыльцу, постепенно развеселились так, что не могли остановиться от смеха, который, впрочем, перемежался с мычаньем, которым телки пытались выразить друг другу какие-то неоспоримые, ясные истины из своих просветлевших от синей травы коровьих голов…

Источник Божественной радости оказался неиссякаемым: послушно сходив под руководством дважды главной коровы на водопой и возвратившись за туалет, телки обнаружили на месте объеденных и частично вытоптанных стеблей свежие заросли, и в радость себе снова принялись за эту нескончаемую траву, которая не только смешила, но и преображала реальность, делая ее несколько искаженной, но весьма любопытной и даже загадочной. Так, например, Елена увидела множество мелькающих птиц и перышки, которые плавно кружились в пространстве; Анна, задрав голову вверх, разглядела на своде изображение гигантского шара, показавшегося ей почему-то своим собственным, раздувшимся… разумом; для Рябинки с Малинкой все остальные согуртницы уменьшились до размеров божьих коровок, и, вытаращив свои расширенные глаза, они с удивлением и нежными чувствами наблюдали, как эти трогательные создания ползают у них под носами; Антонина-гадалка почувствовала у себя три головы и поделилась этим ощущением с Мартой, которая, захохотав каким-то не существующим даже, наверное, в потусторонней иллюзии хохотом, сообщила, что у нее вообще их четыре, а может, и пять, поскольку коров на поляне эти головы насчитывают более ста, — и, ко всему подобному прочему, многим телкам казалось, что они парят над поверхностью, и что копыта их не опираются ни на что.

66. Малый коровий Апокалипсис

И только одна Джума повела себя странно: травы не попробовала, пыльцы не вдохнула и, как будто спохватившись чего-то, унеслась к водопою, вернулась вся мокрая, пробежалась по зарослям, собрав на себя пыльцу, и рванулась прямо в зеленую стену, огораживающую поляну… Она повторила это снова и снова, и коровы подумали, что Джуму охватило желание купаться в пыльце, и, окружив ее, стали облизывать, упрекая, что она уж слишком растрачивает синюю пыль на себя, позабыв о других, но заметив при этом, что намного удобнее поглощать пыль с тела мокрой коровы, потому что так не чихается, не раздражает носы… Джума прекратила метаться между лужей и зарослями, но предупредила коров, что они еще пожалеют о том, что наелись синей травы, и что радость их превратится в печаль.

— Такая, Джума, — пафосно заявила Ромашка, «приподнятая» в пространстве над плоскостью, — наша коровья доля: существовать то в радости, то в печали…

— Эх, спеть бы песню про долю коров… — поддержала тему Сметанка. — Но мы не в иллюзии, а на коровьем петь не умеем… — она замычала, и две слезы размером с горошины выкатились из ее коричневых глаз, взгляд которых неожиданно опечалился, помутнел.

Все коровы тут одна за другой прониклись плаксивостью и покатили необъяснимые слезы, а Марта, Горчица и Стрекоза выдали даже что-то вроде рыданья, которое охватило разом всех телок, но быстро прошло и превратилось в икоту, закончившуюся возникшей вдруг говорливостью: коровы принялись обсуждать вообще все, что на свете ни есть, причем высказывались как проекционными звуками, так и мычаньем, и разобрать в этом гомоне что-то конкретное было совершенно нельзя. Остановила всю эту несусветную чушь Елена, которая выразительным, громким голосом, в Пастуховской манере, возвысившись сама в себе до ощущения недосягаемых сфер, потребовала от телок внимания и прочла им целую проповедь о величии Божественной плоскости, Создателя и Намерения, высшего разума всеведающего Хозяина, Гуртоправов, Божественных пастухов, коров, всей скотины и — великости даже самой невзрачной козы, обитающей на поверхности и под сводом… Все коровы тут одобрительно, хотя и нескладно, стали мычать, подтверждая созвучие мыслей своих с мыслями этой самой умной в стаде коровы, после чего, почувствовав вдруг нестерпимый, даже болезненный голод в своих животах, накинулись на простую траву и начали поедать ее с таким Божественным аппетитом, что, казалось, были не кормлены с самых первых столбов своей великой дороги. Покончив с нормальной травой и так и не удовлетворив аппетит, телки перешли на то жиденькое подобие травы, которое щетинилось под копытами, покрывая основную площадь поляны, и, выщипав все, как бараны, до самой поверхности, переключились на листья кустарника, на плющ и даже на те кроны деревьев, до которых могли дотянуться.

В самый разгар этого скотского, неуемного пожирания растительности, вызванного воздействием синей травы, на поляну вошло через узкий проход уже знакомое телкам Оно: в количестве шестерых розовых пони и двух голубых жеребцов — не тех, правда, с которыми телки уже были знакомы, но по виду таких же красивых, складных, изящных и кукольных, — и тактично остановилось в центре поляны, ожидая, видимо, реакции стада на свое появление.

— Вы, коровы, знаете, кто мы такие? — спросила одна из розовых пони.

— Знаем, — ответила за всех Антонина-гадалка: — Оно — производная третьего рода иллюзорно-реального направления…

— Вы не будете против, — спросил жеребец, — если мы подзаправимся в вашей компании синей травой? Мы всегда тут пощипываем и понюхиваем ее, когда чувствуем, что реальность слишком уж обступила, навязывает серьезность и вторгается в то легкомыслие, которым наделил наши головы Божественный разум.

— Без всяких проблем! — приветливо ответила Стрекоза. — Мы нанюхались и наелись, а трава все растет и растет! Подключайтесь, поддержите, действительно, свое легкомыслие, а то реальность просто сожрет — сложности тут на каждом шагу! Мы расслабились первый раз в отсутствие своего Пастуха — и очень довольны, можно сказать, летаем, как небесные птицы, и ползаем, как божьи коровки, не зная забот.

— Вот-вот! — согласилась одна из розовых пони. — Мы уходили, пытаясь расслабиться, даже к Большой дороге Художников, зная, что особи, шествующие по ней, плохо воспринимают реальность, и легкомысленность, возможно, также присуща и им, и с ними будет легко, но оказалось, что воспаленное воображение этих созданий витает в таких безднах реально-иллюзорных премудростей, что разговоры с ними отягощают наши светлые головы, не замороченные условностями, еще больше, чем окружающий порядок вещей, установленный для основной массы скотины, к которой мы не причисляем себя…

— Да, — подтвердила другая