В 1887 году Виктория поравнялась с Георгом III, Генрихом III и Эдуардом III – монархами, занимавшими английский престол самое продолжительное время. Это событие заслуживало пышных торжеств. Для правительства торжества в честь королевы стали возможностью продемонстрировать могущество Британии как колониальной державы. Многое было достигнуто с 1851 года, когда на Всемирной выставке британцы воочию убедились, настолько могущественна их страна. Тогда символом благоденствия был Хрустальный дворец – сказочное строение, созданное с помощью новейших технологий. Теперь же в центре событий была королева – великая, как сама Британия, и, как казалось многим, такая же вечная.

Подготовка к золотому юбилею началась задолго до июля, причем не только в Лондоне, но и в далеких колониях, куда ни разу не ступала нога королевы. В Индии вспыхивали причудливые фейерверки, очерчивавшие королевский профиль, а прокаженные в больницах Сингапура могли рассчитывать на дополнительную порцию риса. В Синде, нынешней провинции Пакистана, в честь королевы было названо новое кладбище и место для кремаций – подходящий дар, учитывая ее увлеченность темой смерти.

По всей Британии начались массовые амнистии: на королевскую милость могли рассчитывать как мелкие правонарушители, так и дезертиры. Своего рода амнистию получили и разведенные светские дамы, которым разрешено было появляться на приемах в Букингемском дворце. Правда, поблажки касались лишь тех случаев, когда виновной стороной был муж, а не жена. Прелюбодейкам путь в королевские чертоги по-прежнему был заказан.

Торговцы тоже не упускали выгоду, и витрины магазинов ломились от товаров, так или иначе связанных с юбилеем. Неулыбчивое лицо Виктории было запечатлено на медалях, кружках, тарелках, чайниках и прочей утвари. Как жаловался герой популярной песенки, у него дома появилась юбилейная сковородка и даже юбилейный кот!

«Юбилейную лихорадку» подхватили также близкие королевы. На Новый год Берти прислал маме чернильницу с короной на внешней стороне крышки и ее портретом на внутренней. Казалось, что королева задумчиво созерцает чернила. Виктория, любительница безделушек, сочла подарок премилым.

Праздничная атмосфера подействовала на всех, кроме самой Виктории, которая с самого начала была не в восторге от всей затеи. Хотя правительство обещало покрыть львиную долю расходов, ее величеству все равно пришлось раскошелиться. Золотой юбилей обошелся ей в 50 тысяч фунтов стерлингов.

Вжившись в роль отшельницы, Виктория до сих пор неохотно участвовала в массовых торжествах, и перспектива оказаться посреди бушующей толпы уже не вызывала у нее прежнего энтузиазма. Вот если бы Альберт был рядом! Тень мужа омрачала любое веселье, ведь как раз на шумном балу или во время торжественного приема Виктория явственнее всего ощущала, как она одинока. И чем значительнее было событие, тем сильнее ее одолевала тоска.

Перед юбилеем ее присутствие требовалось на всевозможных церемониях: в марте – в Бирмингеме на закладке фундамента нового суда, в апреле – на похожем мероприятии, только в Южном Кенсингтоне, где было начато строительство Императорского института, в мае – на открытии Королевского холла в Южном Лондоне. Июнь ознаменовался чередой суаре, симпозиумов, торжественных церковных служб, парадных обедов и выставок, которые окончательно вымотали королеву. Даже дары, присылаемые со всех концов империи, – изделия из золота, серебра и драгоценных камней – уже не радовали Викторию. Накануне 20 июля она навестила мавзолей принца Альберта во Фрогморе, а на следующее утро записала в дневнике: «Вот и настал этот день, а я совсем одна, хотя и окружена дорогими детьми… Бог провел меня через многие горести и испытания»[267]. Поутру поезд увез ее из Виндзора до Паддингтона, где она пересела в любимое открытое ландо и отправилась в Букингемский дворец.

Виктория взошла на трон 20 июля, но для празднеств эта дата не подходила: королева считала дурным тоном пировать в день, когда скончался ее дядя Уильям IV. Поэтому основные торжества были перенесены на 21-е число, а памятную дату Виктория провела в кругу семьи, впрочем, весьма обширном. Среди родственников, прибывших поздравить королеву, был Леопольд II, сын ее любимого дядюшки, скончавшегося в 1865 году, король Греции Георг I и король Дании Кристиан IX.

Датский король был личностью весьма примечательной: если Викторию по праву называли «бабушкой всей Европы», то Кристиан приходился Европе «тестем». Его дочь Дагмара, в крещении Мария Федоровна, стала российской императрицей после восшествия на престол Александра III, а принцессу Александру ждала английская корона. Только на младшую Тиру сыпались неприятности – связь с офицером, незаконнорожденная дочь, а затем брак с ганноверским крон-принцем, который лишился прав на престол после аннексии Ганновера Пруссией в 1866 году. Но в 1887 году, в свете всего того, что позволяли себе внуки Виктории, эта история уже не казалось шокирующей.

Семейную идиллию в Букингемском дворце подпортило присутствие Вильгельма, прибывшего в Лондон вместе с родителями и супругой. При виде самодовольной улыбки Вилли бабушка с трудом сдерживала дрожь. Еще зимой врачи обнаружили у Фрица злокачественную опухоль в горле, но вместо того, чтобы рискнуть и провести операцию, ограничивались прижиганиями. Вики не находила себе места, наблюдая за страданиями мужа. Столько лет они с Фрицем ждали, когда же он наконец станет кайзером, и их мечты сбудутся в марте следующего года. Смертельно больной Фридрих III станет монархом на 99 дней. К тому времени он почти полностью потеряет голос, и жена будет по губам читать его последние слова.

Вильгельм посматривал на отца, как стервятник на умирающего зверя, и едва сдерживал радость. Ему не терпелось поскорее почувствовать себя кайзером, и он решил начать прямо с юбилея Виктории. Раз отец так немощен, что едва может говорить, ему не место на торжествах. Представлять Германию при английском дворе должен он, Вильгельм! Почему бы бабушке не отозвать приглашение Фрица?

Виктория подумывала о том, чтобы вообще не приглашать внука на юбилей. Так подсиживать родного отца! Несмотря на болезнь, Фриц добрался до Лондона и принял участие во всех церемониях. В своем белоснежном мундире померанского кирасира, в сияющем шлеме с фигуркой орла он был похож на героя из оперы Вагнера.

Самыми экзотичными гостьями оказались гавайская королева Капиолани и наследница престола Лилиуокалани, которой суждено было стать последней правительницей островов. Чтобы попасть на празднества, женщины объехали полмира и привезли в подарок орхидеи и венец из перьев редких птиц. То был не первый раз, когда делегация с Гавайев приезжала в Лондон, но на дородных, темнокожих гостей все так же тыкали пальцем.

Европейские принцы отказались признавать равными каких-то там «черномазых». Поначалу королеву хотели поставить в пару с Леопольдом II – не самая удачная идея, учитывая его отношение к чернокожим, чей труд он эксплуатировал в Бельгийском Конго. Когда Леопольд презрительно отказался от партнерши, сопровождать ее вызвался принц Берти, а в пару с Лилиуокалани без колебаний встал Альфред. И какая чудесная возможность досадить Вилли! Ему и Доне приходилось пропускать вперед королеву Капиолани, что приводило супругов в неописуемую ярость. Виктория любезничала с гостьями, в то время как со внуком обходилась «холодно, едва утруждая себя вежливостью».