Как выяснилось, Абдул Карим сам отправил фотографию в редакцию журнала, чтобы его не обошли вниманием на юбилейных торжествах. Королева не придала значения публикации, но придворные приняли обиду близко к сердцу. Как смел Мунши так нагло наживаться на доверии ее величества? Снова начались ссоры, снова зашелестел обиженный шепоток. «Джентльмены моего двора постоянно раздражают меня тем, что шпионят и вмешиваются в дела одного из моих людей, в чьей честности у меня нет причин сомневаться»[255], – жаловалась Виктория.

Как бы ни раздражала окружающих заносчивость Мунши, гораздо большие опасения внушали его связи с «Мусульманской патриотической лигой» Индии. К этой организации принадлежал его близкий друг Рафиуддин Ахмед. По совету секретаря Виктория попыталась пристроить Ахмеда в британское посольство в Константинополе. Кто, как не мусульманин, поможет наладить отношения с турками? Но старания Виктории были напрасны. Ахмед так и не получил желанную должность. Зато рвение, с которым королева ходатайствовала за приятелей Мунши, вызвало немало опасений в кабинете министров. Не получает ли Мунши доступ к секретным документам? И не передает ли их заговорщикам в Индии? Кроме того, явное расположение королевы к мусульманам могло настроить против нее индуистов. В обстановке напряженности между сторонниками ислама и индуизма подобное легкомыслие было просто недопустимо.

Вместо того чтобы отослать прочь подозрительного секретаря, королева требовала для него все новых почестей. В 1895 году она сделала Карима компаньоном ордена Индийской империи – британского рыцарского ордена, утвержденного в 1878 году для награждения чиновников индийской службы. «Компаньон» был низшей третьей степенью ордена, поэтому Мунши довольствовался им недолго. В нем взыграл гонор: он рассчитывал на вторую степень, которая приравнивалась бы к рыцарскому званию. Бывшему лакею не терпелось прибавить к имени приставку «сэр». Но хранитель королевской казны сэр Флитвуд Эдвардс и премьер-министр Солсбери в один голос советовали королеве повременить с титулами. Возвышение мусульманина Карима возмутило бы индуистов, а там недалеко и до мятежей. Но в 1899 году, по случаю своего восьмидесятилетия, Виктория сделала любимцу щедрый подарок, назначив его командором Королевского викторианского ордена, членство в котором даровалось за личные заслуги перед монархом.

Абдул Карим, один из самых красочных друзей королевы, пережил свою благодетельницу на восемь лет. Он был в ее спальне, когда Виктория умирала, и он же стал последним, кто увидел ее перед тем, как захлопнулась крышка гроба. После смерти королевы дни Мунши при дворе были сочтены. Эдуард VII, который еще в бытность свою принцем Уэльским страстно ненавидел временщика, вынудил его покинуть Англию и вернуться в Агру. А перед высылкой из страны приказал ему сжечь переписку с королевой.

«(…)Мунши, это пугало, нагонявшее страх на весь Виндзорский замок на протяжении многих лет, на поверку оказался жалким и смехотворным. Бедняга вернул не только все письма, но даже фотографии, подписанные королевой, и удрал в Индию, как побитый пес»[256], – злорадствовала леди Керзон. Едва ли среди англичан нашелся человек, который помахал бы ему вслед.

Королеву Викторию не зря называли «бабушкой Европы». К 1901 году у нее насчитывалось тридцать шесть внуков и тридцать семь правнуков. Королевское семейство разрасталось с такой невероятной скоростью, что еще в 1868 году Виктория усмехнулась: «Боюсь, что седьмая внучка или четырнадцатый правнук уже не покажутся мне столь интересными, ведь они появляются, как кролики в Виндзорском парке»[257].

Как отмечали современники, королева была довольно суровой, а порою и равнодушной матерью. А уж ее неприязнь ко всему, что связано с родами, была поистине легендарной. Но с годами характер королевы смягчился, потеплел. Она начала присутствовать при родах дочерей и даже внучек, нашептывала им слова успокоения, брала на руки и баюкала кричащих младенцев. Она никогда не забывала дни рождения внуков, и каждый из них мог рассчитывать на памятный подарок – игрушки, пони или золотые часы, которые бабушка неизменно дарила им на десятилетие.

Внукам прощались проказы, которые ни за что не сошли бы с рук королевским детям. Однажды вечером, засидевшись допоздна за бумагами, Виктория опустила глаза и увидела под рабочим столом… крокодила! Правда, маленького и ручного. Так над бабушкой пошутил малыш Валди, сын Вики и Фрица, который потом со смехом загонял своего питомца в коробку.

Глядя на фотографии «Виндзорской вдовы», создается впечатление, будто она только и делала, что поджимала губы и сверлила окружающих тяжелым взглядом. Лишь несколько фотографий сохранили для потомков улыбку Виктории. На одной из них королева позирует с дочерью Беатрисой, внучкой Викторией Гессенской и правнучкой Алисой. Что-то за кадром развеселило королеву, и на ее полном, всегда как будто сонном лице лучится улыбка. В кругу семьи королева расслаблялась и позволяла себе быть просто бабушкой. Внуки на всю жизнь запомнили ее смех, раздававшийся в ответ на любые, даже грубоватые, шутки.

При этом интересно происхождение крылатой фразы «Нам не смешно» (We are not amused), которая якобы демонстрирует отсутствие у королевы чувства юмора. Родилось это изречение так: один из шталмейстеров развлекал друзей тем, что передразнивал королеву, и слухи об этом дошли до ее величества. Как-то раз за ужином в Букингемском дворце она предложила насмешнику блеснуть талантом. Вмиг побледнев, жертва попыталась что-то промямлить, но представление так и не заискрилось юмором. Досмотрев сцену до конца, королева произнесла ледяным тоном: «Нам не смешно»[258].

* * *

Из всех внуков королева особенно выделяла Альберта Виктора, старшего сына принца Уэльского. Эдди рос тихим и послушным, но не слишком сообразительным ребенком, ему тяжело давалась учеба, и он сильно отставал в развитии от младшего брата Джорджи. За те же самые провинности – лень, невнимательность, плохие отметки – Берти крепко доставалось от матери, но к внуку Виктория была снисходительнее. Для нее он оставался «милым, добрым, искренним мальчиком».

С согласия бабушки маленький Эдди был отправлен на учебу в колледж Веллингтона, но школьная нагрузка оказалась для него чрезмерной. Помня о том, как тяжело ему самому давались науки, отец не стал пичкать Эдди знаниями и записал его вместе с братом в морские кадеты. Но Эдди не нашел себя и во флоте. Учеба в университете тоже была ему не по плечу, хотя каким-то образом его удалось устроить в Кембридж. В 1888 году ему была присвоена почетная докторская степень, что вызвало немало насмешек в обществе. Неужели этот тугодум и щеголь унаследует корону Великобритании?