С ранней юности я читал только книги, написанные исследователями и первооткрывателями. Любимыми героями и образцами для подражания для меня были Александр фон Гумбольдт и, конечно, легендарный шведский исследователь Азии Свен Гедин. Его приключения в Тибете завораживали меня, и, когда наш лагерь для интернированных в Индии во время Второй мировой войны был переведен в предгорья Гималаев, я, разумеется, бежал в направлении Тибета, этой «запретной страны» на «крыше мира», закрытой даже для южных соседей, британских колонизаторов.

Я хочу подчеркнуть: британцы обращались с нами в соответствии с предписаниями Женевской конвенции. Нельзя сказать, что сидеть в лагере за колючей проволокой было совершенно невыносимо. В таком времяпрепровождении была даже некоторая приятность. У нас были книги, мы могли заниматься спортом, получив разрешение, прогуливаться по ближайшим окрестностям, еды всегда было вдоволь – так что особых причин бежать оттуда не было. Поэтому мое страстное желание выбраться из-за колючей проволоки имело другую подоплеку: мне хотелось бежать, чтобы чего-нибудь достигнуть. Возможно, меня подталкивала извечная человеческая жажда свободы, но, кроме нее, совершенно точно – любовь к горам и тайная, казавшаяся несбыточной мечта попасть в «запретную страну», лежащую за такими близкими гималайскими вершинами.

Книга «Семь лет в Тибете» заканчивается событиями весны 1951 года, когда я, находясь на юге страны, простился с Тибетом, ставшим за эти годы мне второй родиной, и моим юным другом Далай-ламой XIV. На этот раз руководствовался я не желанием уехать или бежать. Наоборот. Перед тем как пересечь границу с Индией, я сделал последний снимок Его Святейшества в свободном Тибете. Эта фотография в цвете появилась на обложке журнала «Лайф» 7 мая 1951 года. Тогда мир узнал о вторжении китайцев в Тибет. В 1952 году, в то время как я возвращался в Австрию, Далай-лама решил вместе со своими министрами остаться в стране, надеясь, что китайцы будут придерживаться условий договора из 17 пунктов, составленного ими самими и силой навязанного тибетцам.

О следующих годах я уже рассказал в двух словах. Жизнь под властью завоевателей становилась все хуже и хуже. Во время народного восстания в Лхасе в марте 1959 года Далай-ламе удалось покинуть столицу и спустя несколько полных лишений недель добраться до Индии. Пандит Неру, премьер-министр этой страны, принял высокопоставленного беженца. Мне тоже представилась возможность встретиться с ним в Тецпуре (штат Ассам), ровно через пятнадцать лет после того, как я бежал из лагеря в Дехрадуне. Индия радушно приняла беженцев, их разместили в соответствии со статусом, и в Дхарамсале было организовано неофициальное тибетское правительство в изгнании.

Следующие годы были тоже нелегки. В 1962 году[94] Далай-лама потерял свою горячо любимую мать, а вскоре после этого умер и его старший брат Лобсан Самтэн, в возрасте всего пятидесяти лет.[95] Он был большой опорой в жизни Далай-ламы на чужбине.

Его Святейшество Далай-лама XIV и Генрих Харрер во время встречи в Лихтенштейне осенью 1992 года

Сейчас Далай-ламой восторгаются, его почитают во всем мире. К ярости китайцев, движение за свободу и независимость Тибета только растет и ширится. Огромная заслуга Далай-ламы, его харизмы состоит в том, что в мире все больше людей знакомятся с двухтысячелетней культурой Тибета и считают разрушение созданных ею ценностей большой потерей для человечества. Без сомнения, присуждение Его Святейшеству Нобелевской премии мира в 1989 году стало одним из важнейших событий в его жизни.

Естественно, я чувствую большую гордость, когда чествуют Далай-ламу, потому что эта великая личность – мой друг. Я чувствую гордость и за тибетцев, добившихся в изгнании успеха и любви окружающих. Я все еще благодарен им за радушный прием в Лхасе. И конечно, я поддерживаю стремление тибетцев добиться свободы своей страны.

По забавному совпадению день рождения и у меня, и у Его Святейшества 6 июля. Открытие Музея Генриха Харрера 25 июля 1992 года, в освящении которого участвовал Далай-лама, стало, конечно, значительным событием в жизни моего родного Хюттенберга в австрийской Каринтии.

* * *

Разрушение Тибета продолжается и через сорок лет после начала оккупации. От моей старой Лхасы сохранилось, наверное, процента два. Лхаса стала китайским городом, в нем бесчисленное множество китайских магазинов, сотни питейных и игорных заведений, а вокруг Поталы горят красные фонари, приглашая солдат оккупационной армии в дома, где можно развлечься. Десятилетия разрушений, репрессий, стерилизации, геноцида и насаждения политической доктрины – все это не смогло подавить волю тибетцев к свободе. Их веру и почитание Далай-ламы сломить невозможно.

По всему миру Далай-ламе выражают симпатию и поддерживают на словах – но, к сожалению, за этими словами не следует дел. Материальные выгоды кажутся политикам важнее прав человека. Однако я все же уверен, что однажды свобода в Тибете восторжествует. И все, кто любит Далай-ламу и его народ, нескончаемой процессией потянутся к Потале – потрясающему созданию тибетской творческой энергии.

Даже если уничтожение культурных ценностей будет продолжаться, окружающие страну самые высокие горы мира, обитель тибетских божеств, никогда не удастся разрушить даже китайцам. И поэтому благочестивые тибетцы и впредь, преодолевая высокие перевалы, будут восклицать: «Божества победят!»

атрун (тиб. A trung) – гонец тибетского правительства.

бон (тиб. bon) – добуддийская религия тибетцев.

ваджр (тиб. rdo rje) – «алмазный скипетр», ритуальный буддийский атрибут, символизирующий метод уничтожения всех видов неведения, основной причины страдания.