— Вы первая, от кого я это слышу. Ничей взгляд не проникает дальше внешнего. Иное дело вы, герцогиня.

— Вы хотели увидеть Магистра? В самом деле, его не часто удаётся застать здесь. Если не ошибаюсь, он, должно быть...

Что ж, князю удалось удивить её дважды за одну минуту.

— Мне известно, где сейчас мой сын. Я ждал вас, герцогиня. Полагаю, вы более, чем он, склонны услышать меня.

Диана взглянула на князя в лёгком замешательстве. Он оставался неизменно невозмутим и учтив.

— Меня, князь? Но чем я могу... — Она сказала напрямик; с Эджаем Д`элавар легко давалась искренность: — Вам о стольком нужно сказать друг другу.

— Наши с ним пути расходятся.

— Как? — воскликнула Диана. — Ведь вы едва встретили друг друга!

— Пробудить драконов было делом не одного часа. Вполне естественно, что Магистр намерен использовать это оружие в полной мере, — ровным тоном разъяснил маг; будто бы и очевидные вещи... — Драконы принесут больше пользы для защиты более населённых мест.

— Так значит, Телларион... — Диана нервно кивнула, склонив голову под гнётом чужой ответственности. — Всё же дошло до того, чтобы... Понимаю.

Во взгляде князя-мага отразилось сочувствие.

— Да, герцогиня. Этот рубеж придётся оставить позади. Магистру приходится принимать непростые решения. В который раз. И потому, — прибавил он после непродолжительного молчания, — оглядываясь назад, я вновь и вновь убеждаюсь в мудрости силы, распорядившейся нами.

— Пусть мой ответ и разочарует вас в моей прозорливости, в качестве, которое вы столь великодушно мне присудили, но здесь я вижу больше жестокости, нежели мудрости, князь.

— Разве мудрость не жестока? — мягко возразил он. Князь продолжал несколько отстранённо, словно и не ей обращая свои мысли, но, в то же время, её присутствие было нужно ему для их оглашения. — Нет ничего, что я бы не отдал тогда за возможность обнять жену и взять на руки сына. Но во мне нет ненависти к Многоликой.

Вам должно быть известно, герцогиня, что стать матерью моего сына было назначено другой женщине. Он мог бы родиться другим, не тем Демианом, которым вы его знаете. То, в чём вы видите жестокость, герцогиня... Мой сын не узнал материнской ласки, его не окружала роскошь и слуги, и стол не ломился от яств. Оттого он привык полагаться лишь на себя, не зная над собой защиты рода... Но и не измарался в великосветской подлости, во лжи. Как знать, таким бы он стал, встретив детство не в лачуге рыбака — в чертогах Сантаны? Быть может, так он вырос честнее, твёрже: не плющом, не сорными травами, но прямым побегом, который не согнуть, не сломав. Не стало ли это благом — для Предела?

Принять правду Эджая Д`элавар было нелегко. И вместе с тем необходимо.

Князь устало кивнул её непрозвучавшим мыслям.

— Не думайте обо мне хуже, чем я того, быть может, заслуживаю.

— Я вовсе так не думаю, князь.

Маг вновь кивнул, с оттенком благодарности в дивно выразительных глазах.

— Ни одному отцу не доставляет радости знать, что его сын рождён не для счастья, не для любви... для войны и боли — встать на острие меча, должного разрубить проклятый узел. Сколько уже было в его судьбе моментов перелома, сколько раз я должен был подставить ему плечо... — Князь оборвал себя со странно знакомой усмешкой. — Время его главной битвы, и в ней мне отведена не столь значительная роль. Но вы...

Его ум устроен так, что, даже сам будучи магом, он отказывается верить во всё, что невозможно измерить и загнать в рамки законов. Он уверен, что изведал пределы своих сил и рассчитывает лишь на это оружие. Герцогиня... Я не вправе ничего требовать от вас, ни даже просить...

Со странно водворившимся в душе спокойствием Диана качнула головой.

— Это было бы излишне, князь.

Долгую минуту они безмолвно смотрели в глаза друг другу. Все слова уже сказаны, помыслы открыты.

— Прощайте, князь, — первой произнесла Диана.

В тёмных глазах, как в обсидиановом зеркале, появилось и померкло знакомое отражение.

— Да, герцогиня. Прощайте.

***

Маги оставляли Телларион. Большинство из них уже проходили через это четыре года назад, но тогда... Всё же тогда было иначе. В ту зиму они уходили под знамёнами правды, неся в себе уверенность в скором — и решённом — возвращении. Теперь же...

Маги оставляли Телларион.

Дианой владело опустошение. Накануне замок покинули последние женщины, включая Кристалину, как ни удивительно, подчинившуюся-таки настоятельному велению мужа, — она выехала вместе с дочерью, в сопровождении соплеменников. Улетела на драконьей спине Эстель. Уехала в обозе с ранеными Ясна. Фьора отбыла того прежде; здоровье пожилой экономки уже не позволяло ей подвергаться беспрестанным опасностям и волнениям. И, как некогда тётушка Фьора вручила безвестной и бесприютной ещё Диане записку к племяннице, чтоб та дала девушке кров и работу, так теперь уже герцогиня Кармаллора на прощание снабдила её саму письмом, в котором обращалась к няне с просьбой устроить подательницу сего на содержание в замок.

Если путешествие протекало благополучно, к этому дню Фьора уже должна достигнуть герцогского замка в Кармаллоре. Кармаллор... Тэсси и Вер, няня, господин Бланн и учитель детей, мэтр Леланд, Дила и Дик, и все остальные, домочадцы и верные, отцовы ещё, слуги... и самые стены замка, и запущенный сад, и родные могилы под часовней.

Часть её сердца осталась запечатанной в том послании. Но ей по-прежнему заказан путь туда, где хозяйничает её двойник. Минута сомнения в прошлом, её место по-прежнему здесь. Там, где она обещалась... где она должна быть. И потому сейчас Диана могла лишь сидеть на краю нетронутой постели, посреди вещей, которые ей некуда и незачем брать, в месте, которое на некоторый срок стало ей приютом, но не стало домом. Сидеть и молча вертеть в пальцах холодный кругляш телепортационного амулета. Пожалуй, что больше ей нечем занять время, оставшееся до того, как перевернётся очередная страница её сценария.

Накануне Трей вскользь обмолвился насчёт веселья, которое устроят напоследок, но, разумеется, ни о каком истинном веселье речи не шло. Внутри Трей кипел от ярости, бешенство сквозило в каждом его движении и слове, тем худшая, что ему не на что было её направить. Оспаривать решение Магистра он не мог, сам признавая его справедливость. И теперь, когда Искры не было в замке, ему всё трудней удавалось сдерживаться.

Пожалуй, пора. Не дожидаясь последнего сигнала, Диана поднялась, скользящим взглядом обводя обстановку, так и не ставшую родной. Здесь она была одинока, гораздо более одинока, чем в Кармаллоре, и от невыносимой близости Демиана её одиночество обретало лезвийную остроту. Скоро, скоро над опустевшими улицами, над умолкшими площадями пролетит голос колокола, разобьётся осколками эха в обезлюдевших замковых галереях. Последний призыв перед молчанием... как знать, не вечным ли.