Доберман все еще дышал, издавая жалобные носовые звуки. Потом он попытался подняться.

Кот взмахнула молотком в третий раз. Этого оказалось достаточно.

Судорожно втягивая воздух и обливаясь холодным потом, Кот уронила молоток и, спотыкаясь, побрела в ванную комнатку. Там ее вырвало кофейным кексом.

Она не чувствовала себя победительницей.

За все свои двадцать шесть лет Кот не лишила жизни ни одно живое существо, которое было бы больше жука-пальметто — до сегодняшнего дня. Правда, она убила, защищаясь, но от этого ей было нисколько не легче.

Несмотря на то, что времени оставалось все меньше и меньше, Кот задержалась у раковины, чтобы плеснуть в лицо холодной воды и прополоскать рот. Лицо, отразившееся в зеркале над умывальником, испугало ее. Оно было так не похоже на знакомое отражение — все в синяках, в засохшей крови; под запавшими глазами залегли черные круги; грязные волосы свалялись, а взгляд блуждал, словно у безумной.

В каком-то смысле она, действительно, сошла с ума. Она обезумела от любви к свободе, от непреодолимого стремления к ней. К свободе от Вехса и независимости от собственной матери. К свободе от прошлого. К свободе от своего дурацкого желания всех понять и во всем разобраться. Она сошла с ума от желания спасти Ариэль, совершить что-то такое, что не имело бы никакого отношения к ее собственному стремлению выжить во что бы то ни стало.

Ариэль сидела на диванчике в маленьком холле и, обхватив себя руками за плечи, раскачивалась взад и вперед, но больше не молчала. Ритмичный, жалобный стон — вот каким был первый звук, который Кот услышала от Ариэль, с тех пор как увидела ее сквозь глазок обитой винилом двери.

— Все хорошо, родная, — сказала Кот. — Теперь все будет хорошо. Не плачь. Вот увидишь, мы выкарабкаемся.

Ариэль продолжала стонать, явно не слыша утешения. Кот заставила ее подняться и, усадив на пассажирское сиденье, застегнула ремни безопасности.

— Мы уезжаем, малышка. Все кончилось.

С этими словами она села в кресло водителя. Двигатель работал ровно и ничуть не перегрелся. Приборы показывали, что бак полон, а давление масла в норме. Тревожные индикаторы не горели.

Рядом со спидометром в панель были вмонтированы большие часы. Они показывали без десяти полночь, но Кот надеялась, что они спешат. В конце концов, фургон был довольно старым.

Она включила фары, сняла машину с тормоза и плавно выжала сцепление.

Кот помнила, что фургон стоит на мокрой лужайке и что она не должна газовать, чтобы колеса не засели в раскисшей почве. Поэтому она не стала жать на акселератор, предоставив фургону медленно катиться по лужайке, а затем вывернула на подъездную дорогу.

Кот никогда не водила такие тяжелые машины, каким был дом на колесах, однако получалось у нее совсем неплохо. После того, что она пережила за прошедшие сутки, в мире не нашлось бы машины, с которой она не смогла бы справиться. Окажись у нее под рукой армейский танк, она сумела бы разобраться с его рычагами и фрикционами и все равно уехала бы отсюда.

Глядя в боковое зеркальце, она видела, как понемногу уменьшается оставшийся позади бревенчатый дом Вехса. Во всех окнах горел свет, и дом казался гостеприимным и уютным, ничем не отличаясь от жилищ нормальных людей.

Ариэль молчала. Наклонившись вперед, она повисла на ремнях и, зарывшись пальцами в волосы, сжимала голову с такой силой, словно боялась, что она вот-вот лопнет.

— Мы уже едем, — сказала ей Кот. — Осталось совсем-совсем немножко.

Лицо девушки больше не было холодным и спокойным, каким Кот видела его в розовом освещении комнаты с куклами. Оно утратило даже свою безмятежную красоту. Тонкие черты Ариэль были искажены мукой, сведены неизбывным горем, и со стороны могло показаться, что она плачет, хотя на самом деле она не издавала ни звука и не проливала слез.

Узнать, в чем причина этого неожиданного приступа не представлялось возможным. Может быть, она боялась, что они столкнутся с Вехсом, и он помешает сделать им последние несколько шагов к спасению, или же это была ее реакция на какие-то события, которые происходили в другом, видимом только ей мире, в который загнал ее все тот же Вехс, а возможно, она погрузилась в какое-нибудь неприятное воспоминание из своего недавнего прошлого.

Фургон вскарабкался на вершину лысого холма и покатился вниз, по длинному пологому склону, где к дороге вплотную подступали пушистые сосны и пихты. Кот помнила, как по пути домой Вехс дважды останавливался перед воротами и после них, и была уверена, что они совсем близко.

Но он не выходил из машины чтобы открыть створки. Значит, ворота открывались с помощью дистанционного управления.

Вцепившись одной рукой в руль, Кот открыла крышку-лоток расположенной между сиденьями консоли и, порывшись там, обнаружила небольшой пульт дистанционного управления как раз к тому моменту, когда в свете фар показались створки ворот.

Ворота были довольно внушительными. Они висели на врытых в землю стальных столбах и состояли из толстых трубчатых поперечин и перекрещивающихся распорок. Все это было опутано колючей проволокой. Слава богу, подумала Кот, ей не придется их таранить, потому что даже тяжелый фургон мог не пробиться сквозь это заграждение.

Она направила пульт на ворота, нажала на соответствующую кнопку, и из груди ее вырвалось торжествующее: «Ага», — когда створки начали открываться.

Кот убрала ногу с педали акселератора и слегка притормозила, давая воротам возможность открыться полностью.

Тяжелые створки еле ползли, и Кот вдруг испугалась, что в тот момент, когда они наконец отворятся, у выезда на шоссе появится машина Вехса, которая перекроет им путь к спасению. Она была почти уверена в этом, и страх заметался внутри нее, словно большая сильная птица с черными крыльями.

Ворота открылись на всю ширину, и тяжелые створки застыли на месте.

Кот нажала на газ и выехала с подъездной дороги на двухрядное шоссе.

В обе стороны шоссе было пустым насколько хватало глаз. На севере оно взбиралось на поросшие лесом ночные холмы, поднимаясь все выше, все ближе к посеребренным луной изорванным облакам и прохладным звездам, напоминая собой наклонный трамплин, который — стоит только получше разогнаться — может швырнуть их прямо в открытый космос, подальше от этой планеты. К югу шоссе, наоборот, понижалось, петляло и терялось из вида среди полей и перелесков. Совсем далеко, примерно на расстоянии шести-семи миль, над темным ночным горизонтом вставало легкое золотисто-желтое зарево, отдаленно напоминающее японский веер, лежащий на черной бархатной скатерти. Похоже, в той стороне находился какой-то городок.

Оставив ворота открытыми, Кот повернула на юг и прибавила скорость. Двадцать миль в час, Тридцать. На сорока милях в час она благоразумно притормозила, однако в своем воображении Кот мчалась куда быстрее любого реактивного самолета. Она летит, она — свободна!