этого периода и незадолго до смерти Мао постепенно достигло кульминации в виде массовых уличных демонстраций в Пекине, Нанкине и многих других городах. Здесь мы видим ростки новой политической ментальности, которая позже перерастет в более открытые демократические движения. Что самое важное, подобные народные выступления четко указывали на утрату поддержки населением радикальных инициатив и безуспешность попыток их поддержать после того, как Мао покинет политическую арену.

Кампания порицания Линь Бяо

Конфликты разжигались в ходе кампании критики Линь Бяо, запущенной в начале 1972 г. Очевидно, что официальная версия гибели преемника Мао была сфабрикована, особенно в отношении личности и персональных мотивов Линя. Он и в самом деле погиб в результате крушения самолета в Монголии. Советские власти обнаружили место катастрофы и подтвердили, что погибшие – действительно Линь и его ближайшие родственники. Однако Линь Бяо не был тем властолюбивым амбициозным интриганом, о котором повествуется в официальной версии происшествия. Как раз наоборот, он не хотел становиться значительной политической фигурой и долгое время сомневался в себе как преемнике Мао[192]. Практически нет свидетельств тому, что Линь был персонально задействован в каком-то заговоре по отстранению Мао и захвату власти путем переворота. При этом есть основания полагать, что сын Линь Бяо, влиятельный полковник ВВС, возможно, обсуждал с другими молодыми офицерами организованное противостояние на случай грядущего смещения своего отца и что именно эти разговоры оказались известны вышестоящим органам.

Вполне очевидно, что уже к концу 1969 г. Мао был глубоко обеспокоен теми огромными властными полномочиями, которые он был вынужден вверить в 1968 г. армейским офицерам. Для поддержания своего статуса Мао практически эксклюзивно полагался на военный аппарат, который подчинялся Линь Бяо. Вооруженные силы под командованием Линя стали в Китае доминантой в результате воссоздания провинциальных партийных комитетов после IX съезда КПК. К августу 1971 г. армейские офицеры занимали посты партийных секретарей в 22 из 29 провинций и составляли абсолютное большинство среди кадров партийных структур на уровне провинций [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 300]. Гражданские сторонники Мао остались не у дел.

Фракционный разрыв между военными коллегами Линя в Политбюро и уцелевшими радикально настроенными членами ГДКР обострился в течение 1970 г. Отринув своих давних гражданских союзников, на сторону офицеров переметнулся Чэнь Бода. По мере усиления противостояния в высшем руководстве КНР Мао принял решение выступить против армейского блока. Первой жертвой нового курса стал Чэнь Бода. Вопреки его положению одного из первых создателей маоизма и лидера радикальных маоистов в течение всей его жизни, в январе 1971 г. Чэнь, номинально председатель ГДКР, был объявлен «лжемарксистом», «предателем» и «контрреволюционером». Мао потребовал от военных офицеров Линя извинений и самокритики, но их реакция его не удовлетворила, и он начал перестановки в армейской иерархии с тем, чтобы обеспечить себе личную преданность сотрудников вооруженных сил. Именно в этом контексте сын Линя, предположительно, обсуждал с другими офицерами перспективу выступления против маоистов-радикалов и противостояния атаке Мао на его отца и армейский блок внутри КПК. Во избежание потенциального задержания семья Линь Бяо, по всей видимости, вылетела на небольшом пассажирском авиалайнере в большой спешке, и самолет не был заправлен должным образом. По данным официальных отчетов о катастрофе, эта версия выглядит наиболее правдоподобной, однако в целом дело о гибели семьи Линь Бяо до сих пор остается окутанным государственной тайной [Jin 1999: 163–199; Leese 2011: 231–237; MacFarquhar, Schoenhals 2006: 325–336; Teiwes, Sun 2007: 31–34].

Вне зависимости от того, что произошло в действительности, это официальная версия событий, которая в совокупности с кампанией порицания Линь Бяо изменила политический курс Китая. Политбюро было очищено от соратников Линя, подвергнутых аресту. В военном командовании произошли перестановки. Однако гибель Линя поставила перед Мао и остальным руководством КНР новый вопрос: каким образом обыграть происшествие так, чтобы минимизировать политический резонанс? Партии, правительственным структурам и народу Китая было представлено четыре тезиса. Во-первых, Линь планировал военный переворот с целью захвата власти. Во-вторых, Линь и его сообщники ненавидели гражданских радикалов, которые помогли Мао начать «культурную революцию». В-третьих, Линь и его сообщники воспринимали «культурную революцию» как безусловную катастрофу. В-четвертых, их недовольство в конечном счете распространилось и на Мао лично.

Наиболее заметным и основополагающим элементом кампании – ее краеугольным камнем – стал опубликованный в январе 1972 г. официальный документ ЦК КПК «Борьба с контрреволюционным переворотом антипартийной клики Линя [Бяо] и Чэня [Бода]». Материал сначала был распространен среди партийного и армейского руководства всех уровней, затем – среди всех членов КПК. Рядовые граждане были ознакомлены с содержанием документа в устной форме. Основой материала являлись перепечатанные записки, которыми якобы обменивались предполагаемые заговорщики. В записках давалось обоснование необходимости переворота – выражалась политическая мотивация заговорщиков [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 337–339; Teiwes, Sun 2007: 34–35].

Кто бы ни был конкретным автором этих доказательств, суть документа поражает до глубины души. Авторы неистовствуют в своей мощной критике как Мао, так и «культурной революции». Представление документа в качестве реферативного материала «для изучения», по всей видимости, являлось попыткой обеспечить неопровержимые доказательства предательства Линь Бяо, в которое в противном случае многим китайцам было сложно поверить. Однако критическая составляющая документа – обвинительный акт в отношении Мао, «культурной революции» и всех политиков, которые ей способствовали, – определенно задела за живое и многих представителей партийного руководства, и КПК в целом, и рядовых граждан. Практически все озвученные крайне резко обвинения опирались на реальные факты, которые были определенно известны любому человеку, читавшему документ.

Лейтмотивом документа был отказ заговорщиков воспринимать «культурную революцию» как огромный триумф. Инициатива привнесла в китайское общество только хаос:

Политическая ситуация была нестабильной… Широкие массы крестьян угнетены, экономика стагнирует, фактический уровень жизни рядовых граждан, кадров низшего звена и солдат… падает, день ото дня нарастает недовольство. Люди разгневаны, но опасаются высказываться… Правящая группа коррумпирована, не умеет мыслить логически и некомпетентна… Правящую группу раздирают внутренние противоречия. Борьба за власть, стремление к превосходству любой ценой, интриганство и противоборство практически достигли своего пика [Kau 1975: 81, 84].

В документе перечисляются все те, кто пострадал в результате «культурной революции», и лишения, которые они претерпели. Долгое время игнорировалось качество жизни крестьян: «Крестьянам не хватает еды и одежды». Ссылка молодежи в сельскую местность была «скрытой формой трудовой реформы». Хунвейбинами воспользовались и цинично отбросили в сторону: «На ранних этапах хунвейбинов обманули и использовали в качестве пушечного мяса; на поздних – подавляли и сделали козлами отпущения». Гражданские чиновники, которые когда-то управляли Китаем, тихо негодовали: «Отринутые и гонимые кадры в бешенстве, но опасаются высказывать свое мнение» [Ibid.: 84].

Документ с презрением отзывается о гражданских радикалах, которые