поддержали Мао во время «культурной революции». Всего через пять лет эти лица будут открыто осуждены в качестве «банды четырех». Членов ГДКР описывает как лицемерных мошенников:

Вооружившись ручками [они] все еще своевольно искажают [и извращают] марксизм-ленинизм, заставляя учение служить их личным интересам. Подложной революционной риторикой… они обманывают и вводят в заблуждение китайский народ.

На самом деле, отмечают авторы, политическая доктрина радикалов была не чем иным, как ожесточенной и смертоносной новой формой фашизма: «Их социализм, по сути, представляет собой социал-фашизм. Они превратили государственную машину КНР в мясорубку для взаимных убийств и междоусобицы» [Ibid.: 83].

В свете недавних перекосов в культе Мао шокирует оценка авторами документа личности председателя КНР, который предстает человеком, склонным к манипуляциям, безжалостным и двуличным: «Сегодня он направляет одни силы против других сил, завтра он стравливает иные стороны. Сегодня он ублажает людей мягкими речами и сладостными словами, завтра он приговаривает тех же самых людей к казни за сфабрикованные преступления». Документ указывает на то, что Мао рекордно часто проводил среди своих товарищей и сторонников чистки:

[Найдете ли вы] хоть кого-то, кто изначально поддерживал его и не получил затем смертный приговор за политические преступления?.. Была ли хоть одна политическая сила, с которой он смог проработать от начала до самого конца?.. Даже немногие из его ближайшие соратников и доверенных лиц были отправлены им в тюрьму [Ibid.: 89].

Авторы воспринимали председателя КНР как угодно, но не как богоподобное существо, о котором твердили последователи культа председателя. В лидере КНР они видели капризного тирана и политического мошенника, который был ничем не лучше худших императоров в истории Китая: «Он злоупотребляет доверием и статусом, которыми он обязан народу Китая. Исторически он осуществляет движение назад… Он стал современным Цинь Шихуанди… Он не искренний марксист-ленинист… Он самый крупный деспот-феодал в истории Китая» [Ibid.: 83–84][193].

Мы можем только предполагать, какие логические построения стояли за решением распространить столь нелицеприятную оценку Мао и «культурной революции». Сделать это без санкции Мао было невозможно, что лишь усложняет загадку [Teiwes, Sun 2007: 35][194]. А вот над последствиями публикации этого документа ломать голову не приходится. Его воздействие на образ Мао можно сравнить с речью Хрущева о роли Сталина в 1956 г.: лидер CCCР изображался капризным и злобным тираном, которого следует снять с идеологического пьедестала. Жители страны прекрасно понимали, как сильно они страдали в прошедшие годы. Им не нужно было рассказывать, что их качество жизни не только не повысилось, но фактически ухудшилось. Однако никогда прежде гражданам Китая не демонстрировали в столь неприкрытой критической форме, что все их мучения совершались вовсе не во имя какой-то возвышенной благородной цели. Гражданские радикалы во власти оказались корыстолюбивыми мошенниками и идеологическими отступниками, которые выработали новую жестокую форму «социал-фашизма», Мао – опасным и лицемерным тираном, ничем не лучше первого императора империи Цинь, чье правление было столь жестоким, что первая объединенная китайская империя через крайне непродолжительное время пала.

Возможно, среди множества искренних поборников маоизма были те, кто при ознакомлении с этим документом могли бы поверить, что в действительности это шокирующее разоблачение порождено извращенной логикой самых гнусных из предателей – именно такой реакции, скорее всего, ожидали авторы документа. Однако нашлось и множество людей, которые обнаружили в этих строках мысли, которые давно роились у них в голове, но которые они опасались высказать вслух. Вне всяких сомнений, именно так восприняли документ те, кто в результате «культурной революции» подвергся поруганию, чисткам и иным преследованиям, в том числе те идеалисты, которых репрессировали за то, что они последовали призыву бунтовать против властей, за что их жестко наказали в дальнейшем. Документ представил китайскому народу иную трактовку реальности, которая резко противоречила официальной пропаганде, а также снабдил граждан терминологией и обоснованием для критики и «культурной революции», и радикалов во власти, и самого Мао. Последствия обнародования документа не заставили себя ждать. Схожие мысли и эмоции будут выражаться в стенгазетах и на страницах материалов подпольных движений – в КНР 1970-х гг. появились первые намеки на открытый нонконформизм. Эти же мысли и эмоции будут озвучиваться во время масштабных протестов, которые пройдут на площади Тяньаньмэнь и по всему Китаю в конце марта и начале апреля 1976 г. – всего за шесть месяцев до смерти Мао.

Восстановление гражданского правительства в 1972–1973 гг.

Кампания порицания Линь Бяо положила начало попыткам восстановить партийную организацию Китая и вернуть гражданских служащих на их прежние посты. Линь Бяо был выставлен в качестве ультралевого радикала, который исказил ожидания Мао от «культурной революции» и довел ее реализацию до крайностей. Ущерб, нанесенный Китаю участниками «культурной революции», теперь списывался на всеобщий заговор. Абсурдно разросшийся культ Мао, гигантские жертвы кампании по зачистке классовых рядов, ликвидация органов гражданской администрации и учреждение сельских трудовых лагерей – все это было «левацким» прикрытием планов по вооруженному захвату власти. Были собраны и уничтожены миллионы копий фотографий Мао с Линь Бяо, миллионы экземпляров «красной книжечки» и иные материалы, хоть как-то связанные с Линь Бяо [Leese 2011: 238–239].

Под политическим прикрытием новой кампании Мао вверил Чжоу Эньлаю задачу по восстановлению гражданской администрации. Сам Мао, у которого в тот период возникли серьезные проблемы со здоровьем, уединился и отошел от дел. Чжоу работал в означенном направлении вплоть до конца 1973 г. [MacFarquhar, Schoenhals 2006: 339–347]. Было покончено с публичными ритуалами восхваления Мао. Школы кадровых работников «7 мая», через которые в рамках реформ по трудовому перевоспитанию прошли миллионы чиновников и квалифицированных специалистов, были закрыты, а «учащиеся» вернулись в города и продолжили свою работу. Университеты приступили к приему небольших групп «рабочих-крестьян-солдат» на краткие курсы базового уровня. Начали восстанавливаться прекратившие свою работу еще в 1966 г. партийные комитеты всех уровней. Им передавались отобранные у порожденных «культурной революцией» революционных комитетов властные полномочия.

В этот непродолжительный период, когда Чжоу был у руля, он особенно сконцентрировался на реабилитации кадров – возвращении посрамленных чиновников на высокие посты. В марте 1972 г. Чжоу представил Мао список из свыше 400 таких чиновников, которые по результатам проверок были признаны удовлетворяющими требованиям. Мао список утвердил. Этот процесс воспроизводился на всех административных уровнях. Кульминацией всех этих усилий стал X съезд КПК, который состоялся в августе 1973 г. Состав ЦК КПК демонстрировал серьезные сдвиги по сравнению с IX съездом КПК, состоявшимся в апреле 1969 г. Резко сократилось число действующих армейских офицеров, на смену которым после последних лет унижений вернулись гражданские служащие. Самым важным и поразительным стало в этом контексте возвращение Дэн Сяопина,