Для хронически безденежного человека такая игрушка была слишком дорога, но Сент-Экзюпери смогли обнадежить и убедить, что вложение оправдает себя и перейдет в актив. 1935 год уже принес новый урожай рекордов, и, как на автомобильных гонках, устанавливались щедрые награды, предназначавшиеся побеждающим воздушным асам. В январе Амелия Ёрхарт изумила мир, пролетев без остановок от Гавайев до Калифорнии. Но Сент-Экса больше заинтересовал сентябрьский триумф бельгийца Ги Хансеза, когда тот выиграл Кубок Уэкфилда в полете на «симуне» производства «Кодрон-Рено». В то время два приза назначались министерством авиации Франции для дальних полетов, возможно, как поощрение изготовителям самолетов. Приз в 500 тысяч франков (приблизительно 33 тысячи долларов США) предназначался тому, кто сможет пролететь за самое короткое время от Парижа до Тананарифа, Мадагаскар, до конца года (то есть до 31 декабря 1935 года). Другой приз в 150 тысяч франков (приблизительно 10 тысяч долларов) был объявлен за улучшение рекордного времени в пять дней и четыре часа, установленного французскими летчиками Лалуэтом и Гулетом для расстояния между Парижем и Сайгоном.

Хотя первый из этих двух призов, по очевидным финансовым причинам, казался намного привлекательнее, Сент-Экзюпери склонялся к борьбе за второй, поскольку уже знал этот маршрут, пролетев до Сайгона и обратно в предыдущем году. На его сомнения относительно первого варианта, вероятно, повлияла неудача, постигшая Эдуарда Корнийона-Молинье, отважного смельчака, до этого отвозившего Андре Мальро в Аравию в тщетных поисках легендарной столицы королевы Шебы. В сентябре он совершил аварийную посадку на вспаханное поле вскоре после взлета, и они с механиком получили серьезные травмы. Неясно, когда Сент-Экзюпери впервые начал обсуждать проект с Рене Деланжем из «Энтранзижан», но, вероятнее всего, где-то в начале октября. Деланжу, очевидно, понравилась идея журналистского отчета о рейде Париж – Сайгон, и Сент-Экс продолжил закупку и подготовку своего «симуна». Он нанял механика по имени Андре Прево, но работа по подготовке «симуна» к полету, должно быть, заняла больше времени, чем ожидалось. Поскольку самолет все еще не был готов к концу октября, Деланж задумал другой репортаж. Маршал Лиоте, который умер в июле предыдущего года, просил в своем завещании, чтобы Марокко, земля, завоеванная им для Франции, стала местом его последнего покоя. Потребовался год для постройки подходящего мавзолея для его останков на святом кладбище «Шеллах», сразу за имперскими стенами Рабата, но теперь все было готово к официальной перевозке пепла. Дату назначили на последние дни октября, и Деланж, зная нежность, испытываемую Сент-Экзюпери к Марокко, поинтересовался, не полетит ли он туда, чтобы описать предстоящее событие для «Энтранзижан».

Ответ, очевидно, был положительный, хотя какие еще пункты вошли в соглашение между Антуаном и Рене, остается только догадываться. Нет никакого упоминания ни о какой журналистской командировке в краткой биографии, которую Рене Деланж позже посвятил своему другу, и Жак Мейер, в то время редактор «Энтранзижан», вообще ни разу об этом не вспоминает. Консуэла, сопровождавшая мужа в этой поездке, вспоминает, что они летели «нормальным» рейсом «Эр-Франс», и это подтверждает доктор Анри Конт. Сент-Экс никогда не любил Касабланку, и возможно, что военная пышность обстановки, сопровождавшая прибытие французского крейсера «Дюплекс» (на котором везли останки Лиоте), вызывал у Антуана скорее раздражение, чем вдохновение. А может, и без повода, но Сент-Экс, кажется, уступает той же самой журналистской вялости, настигшей его в Москве. Анри Конт слышал, как Антуан говорил однажды вечером, после ужина: «Мне надо сходить на почту и послать телеграмму – я опаздываю со сроками».

Видимо, он кое-что телеграфировал, но что именно, невозможно сказать наверняка. «Энтранзижан» посвящал событию ежедневные статьи с того самого момента, как пепел Лиоте покинул Нэнси 26 октября, но сообщения из Касабланки и Рабата от 29-го и 30-го числа публиковались без подписи («от нашего собственного корреспондента» и особенно 30-го – «от нашего специально посланного репортера»). То была типичная хроника, без малейшего следа литературной элегантности или новизны. И кажется разумным предположение, что они исходили от кого-то еще, а послания Сент-Экса преспокойно остались без публикации, так как были получены слишком поздно.

По воспоминаниям Анри Конта, это посещение Сент-Экзюпери длилось относительно долго, но вряд ли оно продолжалось больше трех-четырех дней. 31-го Сент-Экс все еще находился в Касабланке, когда Жан Мермоз прилетел туда из Парижа на новой авиамодели «комета», которую он испытывал для «Эр-Франс». Тем вечером все они собрались на ужин в оригинальном бистро «У Зезе» Сент-Экс развлекал компанию живыми воспоминаниями о своем подвиге в Страсбурге, когда он впервые украл самолет, и тех акробатических петлях, которые так поразили капитана Буска над аэродромом в Касабланке.

Сент-Экзюпери так спешил вернуться в Париж, что, в конце концов, даже оставил Консуэлу в Касабланке и возвратился ближайшим рейсом. Причина подобной стремительности, скорее, объяснялась не столько его желанием проверить, как идут работы по подготовке «симуна», сколько необходимостью появиться перед его нанимателями в «Эр-Франс». Работа в отделе рекламы и пропаганды вознаграждалась не слишком хорошо, но этот контракт, по крайней мере, гарантировал Антуану регулярный бонус пилота каждый раз, когда он летел на самолете по официальному поводу. Большая часть его путешествий до последнего времени ограничивалась Францией; но с появлением «симуна» в его распоряжении Антуан мог теперь расширять диапазон своих поездок с лекциями и при этом выгадать на одновременном увеличении в оплате. И это был один из факторов, побудивших его поторопиться с вложением средств в самолет, это была необдуманная надежда, имевшая отдаленное отношение к экономическим императивам той эпохи («сокращение» – вот универсальный лозунг того времени), в чем вскоре пришлось убедиться Сент-Эксу. Неясно, кто первый предложил идею о возможности совершить тур с лекциями по странам Средиземноморья, но понятно одно: выделенные на него средства коллегам Антуана по «Эр-Франс», Жану-Мари Конти и механику Андре Прево, оказались настолько смехотворны, что денег хватало только на оплату топлива для самолета. Для покрытия всех остальных расходов им приходилось полагаться на доходы от продажи билетов на лекции и на щедрость гостеприимных представителей местных французских общин и дипломатических представителей.

Алжир стал их первой остановкой, затем последовал Тунис, которого они достигли 12 ноября и где аудитория оказалась особенно восторженна. В Триполи маршал Итало Бальбо, сосланный туда Муссолини, встретил Сент-Экзюпери с распростертыми объятиями. После обильного и щедрого угощения, во время которого маршал забавлял гостей забавными историями, сыпавшимися без остановки на красочном средиземноморском французском, он не отпускал их до тех пор, пока не написал открытку своему «другу» Жану Мермозу, хотя ему и пришлось послать охрану, чтобы разбудить ближайшего торговца канцелярскими товарами посреди ночи.

Сент-Экзюпери не относился к числу блестящих ораторов. Ему часто требовалось много времени, чтобы воодушевиться, и, поскольку он чутко реагировал на настроение людей в определенной аудитории, он так никогда и не избавлялся от скованности. В Александрии, а потом в Каире у него от простуды пропал голос, и часть того скудного заработка, который они сэкономили от предыдущих лекций, пришлось использовать на покупку лекарств от кашля и пилюль. В Дамаске, тогда столице Сирии, французского доминиона, прибывших предупредили, что им придется пересекать границу в Адане. Там они испытали тревожный момент: их чуть было не отправили в ближайшую тюрьму, когда крестьянин, указывая на ярко-красный «симун», закричал: «Большевик!» Но запрос, отправленный в Анкару местными властями, позволил французам продолжать свой полет без дальнейшего назойливого внимания. Они достигли Афин 22-го числа, и там им снова оказали дружественный прием. Первоначально Сент-Экс намеревался лететь в Рим, но осложнение отношений между Францией и Италией, вызванное Абиссинской войной, привело к тому, что французский посол в Риме посоветовал им возвратиться в Париж другим маршрутом, что они и сделали.