– Мне трудно уследить за твоей мыслью, – вздохнула Брисеида.

– Ничего страшно, ты и не должна понимать. Просто доверься мне.

– Но…

– Сюда.

Он остановился, и Брисеида налетела на него. Отец схватил ее за плечи и повел к картине на стене.

– Когда ты в последний раз видела доктора Мулена?

Брисеида вздрогнула, увидев портрет на зеленом фоне. Доктор Альфред Рише, основатель одноименной больницы, сурово и надменно смотрел на нее своими маленькими черными глазами.

– Ну? – подгонял ее отец.

– За три-четыре часа до того, как ты пришел в мою палату на четвертом этаже больницы.

– Разница по крайней мере в семь часов!

Папа хмыкнул, ущипнув себя за переносицу, пробормотал себе под нос «ну, не важно», а затем толкнул ее вперед, сильно ударив между лопатками. Брисеида протянула руки, чтобы оградить себя от картины, но полотно исчезло в серой пелене, которая упала перед ее глазами. Головная боль мгновенно усилилась. Все еще вытянув руки, девушка приземлилась на деревянный стол. Она подняла голову, поджав под себя ноги, и оказалась лицом к лицу с доктором Муленом, который сидел с другой стороны и с отсутствующим видом заполнял бланк. Позади Брисеиды, на стене напротив доктора, висел привычный зеленоватый портрет Альфреда Рише.

– Ну? Это оно?

Брисеида прислушалась к голосу отца. Папа нервно смотрел в окно современного офиса, в котором они только что оказались.

– Брисеида, – повторил он, не оборачиваясь, – не теряй времени. На этом листе написано о тебе?

Брисеида почувствовала, что ее тошнит. Она приложила большие усилия, чтобы сосредоточиться на документе, лежащем на столе. Почерк врача был едва разборчив.

– Я не уверена, здесь написано про Пьера Ба… Бо…

– Так, давай еще поищем в другом месте.

В два шага отец настиг ее, схватил за руку и потянул к портрету.

И вновь мучительная боль.

Когда все стихло, Брисеида оказалась у портрета Альфреда, висевшего в приемной, где доктор Мулен впервые рассмотрел красное пятно на ее шее. На этот раз врач стоял в дверях и разговаривал с медсестрой, держа в руке какой-то документ. Его черты лица были очень четкими, но лица медсестры и нескольких людей, сидевших в пластиковых креслах, были размыты страшным пятном.

– Сколько времени? – спросил Люсьен, стоя рядом с дочерью.

– Два часа ночи, наверное, – вяло прошептала Брисеида, указывая на часы. – Пока еще ночь.

– Нет, этого не может быть, – рассердился Люсьен, обхватив голову руками, – уже слишком поздно. Где это проклятое письмо?

Брисеида подошла к доктору, который, как и в первый раз, казалось, совершенно не замечал ее присутствия, и подтвердила кивком, что в документе о ней ни слова.

– Попробуем еще раз, – сказал ее папа.

Тошнота вернулась к Брисеиде еще до того, как он схватил ее за запястье. Люсьен еще четыре раза провел ее через картину. Четыре раза она читала документы через плечо доктора Мулена, и отец тянул ее к портрету Альфреда Рише, как только было определено содержимое. Брисеида больше не могла этого выносить. Девушка снова встала перед седьмой картиной, а на глазах были слезы. Отец и дочь оказались в вестибюле больницы.

– Остановись… Нужно остановиться… – стонала девушка, падая на колени. – Я больше не могу. Моя голова взорвется…

Подавив раздраженное ругательство, ее отец опустился рядом, чтобы помочь ей подняться.

– Брисеида, я знаю, тебе очень тяжело. Но это наш единственный шанс на победу. Значок херувимов развеялся, и, чтобы получить второй, придется вернуться в Цитадель в студенческой плоскости, как и в первый раз, когда ты туда попала. А это невозможно. Когда ты очнешься в Греции, я не смогу вернуть тебя обратно, чтобы исследовать больницу или даже Цитадель, понимаешь? Возьми себя в руки!

Пара блестящих туфель остановилась возле Брисеиды. Она подняла глаза и увидела доктора Мулена, прижимающего к груди какие-то документы. Он наблюдал за темным углом, где по другую сторону большой овальной стойки администрации копошилась небольшая группа людей с затуманенными лицами. Мужчина взглянул на портрет доктора Альфреда Рише, висевший прямо над Брисеидой, и подошел к стойке, чтобы положить стопку бумаг. Люсьен потянул дочь за собой и пошел следом за доктором.

Документы не имели к ней никакого отношения. Люсьен уже собирался притянуть ее к себе, когда Брисеида отстранилась. Доктор Мулен пробрался через людей, собравшихся в другом конце фойе. Он присел перед плачущей женщиной, сидящей в кресле. Она поблагодарила его, когда он протянул ей носовой платок.

– Это мама! – закричала Брисеида, ее горло сдавило.

– Брисеида! Вернись!

Не обращая внимания на отца, Брисеида собрала все силы в кулак и побежала к матери. Она вытерла покрасневшие глаза дрожащей рукой. Рядом с ней сотрудники больницы разговаривали с полицейскими в форме.

– Анни, мы найдем ее, – сказал доктор Мулен, опустив ладонь на ее руку. – Прошло всего несколько часов, она не могла уйти далеко. Пробуждение вашего мужа сильно потрясло ее, но Брисеида – девушка рассудительная, она не сделает глупостей.

– Именно это меня и беспокоит, – икнула ее мама.

Доктор взглянул на часы. Стрелка часов приближалась к полуночи. Он вздохнул, затем резко повернул голову в сторону освещенной улицы, где по другую сторону больших стеклянных дверей находилась парковка. Голубой свет полицейских мигалок на мгновение отразился в его зрачках, затем мужчина встал.

– Дайте ей успокоительное, – обратился он к человеку в белом халате.

Мулен прошел по парковке и свернул в сторону закрытого на ремонт здания радиологии.

– Давай, Брисеида, нужно идти, – настаивал Люсьен.

– Нет! Хватит, мне нужны объяснения! Я доверилась тебе, и вот мы здесь! Мама в таком состоянии, а я даже не могу с ней поговорить. В Греции Имэна, возможно, уже мертва, меня швыряют из стороны в сторону, я не понимаю, что происходит, и сил моих больше нет, папа!

Никто в небольшой группе людей не отреагировал на ее внезапную вспышку. Ее отец замер. Затем взгляд девушки потух, и она пробормотала себе под нос:

– Папа… Я больше не могу, папа, – повторяла Брисеида, захлебываясь рыданиями.

Отец нежно обнял ее и тихо сказал:

– Брисеида, мне так жаль. Я забыл, в чем заключается роль отца. Я так долго был лишен всего, будучи запертым в Цитадели.

На какое-то время Брисеида позволила себя покачивать в объятиях, краем глаза наблюдая за матерью, которая все еще плакала, сидя в своем кресле. Ей захотелось прижаться к маме. Отец был чужаком, сумасшедшим физиком, который не доставлял ей ничего, кроме неприятностей.

– Стрела херувима случайно попала в тебя, – пояснил ее отец тем же мягким голосом. – Вот как появилось то красное пятно на твоей шее. Херувимы должны найти будущих студентов Цитадели в физическом мире, согласно служебному предписанию, предоставленному Цитаделью. В документе оставляют отпечаток будущего студента, который могут интерпретировать только они. Херувимы помечают избранных своими стрелами; исполнители, такие как доктор Мулен, находят людей, помеченных красным пятном, и готовят их к переходу. Исполнители передают информацию о будущих учениках проводникам в Цитадели и следят за здоровьем избранных в течение нескольких дней перед их переходом. Наконечник стрелы херувима остается в теле тех, кто был избран, понимаешь? Именно наконечник стрелы, который через некоторое время помогает душе отделиться от тела и выйти на менее физическую плоскость. Незадолго до критического момента исполнители, такие как Мулен, вводят будущим студентам сыворотку, которая резко ускоряет разделение души и тела. Сыворотка также позволяет телу пережить путешествие души.