— Зато я в восторге! — веселилась она, показывая черное пятно ожога. Скажу потом, что ты меня пытал! Гасил сигареты.

— Слишком мелко…

— Мелко? Прекрасно! Углубим. Скажу, ты насиловал меня и во время полового акта жег сигаретами. Представлю тебя маньяком. Жутким извращенцем! И мне поверят!

Поспелов достал пистолет из заднего кармана брюк, вынул обойму, оставив один патрон в патроннике.

— Не скажешь. И не поверят.

— Хочешь застрелить меня? А как же наши совместные интересы?

— Самообслуживание, — он бросил пистолет на мешки и не спеша покинул темницу.

Дверь запер на ключ.

— Но мне страшно! — крикнула она. — Я не смогу! Я же девушка!..

Он сгорбился и, выставив руки вперед, чтобы не налететь в темноте на каменные столбы, двинулся к лестнице. И когда ступил на нее, за спиной раздался глухой хлопок выстрела…

* * *

В тот же вечер, когда Заремба вернулся из «бермудского треугольника», специальным рейсом из Питера прилетел физик Меркулов. Появление его было незапланированным и неожиданным, поскольку полковник собирался ближайшим пассажирским самолетом отправиться на АЭС и уже заказал билет. Интеллигентный, предупредительный физик чуть ли не ворвался в кабинет с видом гонца, принесшего плохую весть. В руке был секретный кейс, прикованный к запястью наручником, из визитного кармана торчал индивидуальный дозиметр, очки скатывались по вспотевшему носу. Застав начальника на месте, он облегченно перевел дух и начал стаскивать пиджак, кое-как стянул один рукав, снять второй мешал кейс.

— Плохо дело, Александр Васильевич, — оставив затею с раздеванием, проговорил они сел в кресло. — Не оправдал вашего доверия…

— Ну, рома! — весело сказал Заремба, стараясь успокоить физика. — Что там у тебя?

Реактор громыхнул? Второй Чернобыль?

— Хуже! Нас предали! В наших рядах оказался продажный человек! Понимаете?

Это измена!

— Погоди, погоди. Ты докладывай, как полагается военному, без восклицаний.

И по порядку. Эксперимент остановлен? Аварию предотвратили?

— Это да, но…

— Без «но». С остальным разберемся.

— Не с кем разбираться! Выхристюк ушел вместе с задержанными. — Он наконец отомкнул наручники и избавился от кейса и пиджака. — Он работал с фирмой «Нейтрон». Я же все время был на АЭС!..

Выхристюк был на связи, докладывал обстановку. Арестовали шесть человек из персонала фирмы и трех прикомандированных. И вдруг связь пропала. Я послал оперативника… Все фирмачи оказались убитыми — в упор расстреляли. И один прикомандированный тоже с дыркой в затылке. С Выхристюком были два оперативника, Хохлов и Цыбин. Стреляли в обоих: Цыбина сразу наповал, а Хохлов еще жив, девять пулевых ранений. Отправили в госпиталь. Мой опер застал его без сознания, но этот парень успел написать… Вот! В кулаке держал.

Меркулов вынул из кармана и положил перед Зарембой клок бумаги от телефакса, испачканный кровью. В записке было всего два слова, написанные карандашом: «Стрелял Выхристюк». Определить авторство по почерку было трудно — невообразимые каракули…

— А это не подставка? — самого себя спросил Заремба.

— Нет, — замотал головой физик. — Напротив офиса «Нейтрона» гуляла мамаша с коляской. Видела, как трое мужчин сели в «вольво» и уехали. Очень спешили.

У них была спортивная сумка с бумагами, из которой рассыпались какие-то листочки. Они собрали их, как попало засунули обратно и сели в машину. По описанию один из мужчин похож на вашего помошника.

— Выстрелы она слышала?

— Не слышала. У Выхристюка был комитетовский пистолет с глушителем.

— Что, всех из пистолета ухлопали?

— Нет, оперативников расстреливали из автомата иностранного производства.

Скорее всего, из винтовки М-16. Судя по извлеченным пулям.

— Это не М-16, — уверенно сказал полковник. — Это автомат системы Ярикова.

Что предпринимали по розыску?

— Оповестили городские службы ГАИ, милиции, перекрыли район, да что толку… «Вольво» нашли возле супермаркета на Обводном канале. Видимо, пересели в другую машину.

— Убрали свидетелей, — заключил Заремба. — Теперь надо ждать, это еще не все.

Обязательно ликвидируют всех, кто был посвящен в детали эксперимента на АЭС.

Возможно, кого-нибудь из руководства и научных работников станции. Арестовать бы весь персонал!

— Всех арестовать нельзя! — запротестовал физик. — И так мы взяли семерых непосредственных исполнителей эксперимента. А они высококвалифицированные кадры: операторы, технологи…

— Куда поместили?

— Находятся пока на станции, под нашей охраной. Следственная группа с ними работает.

— Немедленно в «Кресты»! — Заремба схватил телефонную трубку. — Вы что, с ума сошли там? Видели, как они концы рубят? Всю фирму ликвидировали, не моргнув глазом. А завтра посмотришь в газетах, сообщат, что ворвался маньяк и расстрелял ни в чем не повинных людей.

— Газетчиков не пускаем. Происшествием в «Нейтроне» занимается питерская спецслужба, по территориальной принадлежности…

— Не пускаем… Думаешь, у питерских своих выхристюков нет?

— Я во всем виноват, товарищ полковник, — по-мужицки вытирая лицо рукавом, проговорил Меркулов. — Надо было всех задержанных сотрудников фирмы сразу же вывезти в надежное место. В милицию, что ли. — — В наше время от предательства никто не застрахован. А в нашей конторе — тем более… Теперь скажи, зачем ты Прилетел в Москву?

— Как — зачем? — опешил физик. — Доложить! Это же ЧП!..

— Доложить и покаяться?

— В какой-то степени да…

— Мог бы сделать это по телефону. Или по радио.

— Но ведь ЧП! Предательство!

— А как же ты думал, брат? Война идет, Третья мировая, — Заремба намеренно спокойно открыл холодильник и достал пиво, одну бутылочку поставил перед Меркуловом. — А на войне есть убитые, есть раненые. И есть предатели. С этим нужно просто согласиться.

— Не могу. Я не ожидал, что вот так, в спину…

— Иначе не бывает. Предатели всегда стреляют в спину. Привыкай, рома. Война эта не на один год. И всегда будут бить в спину. И в основном те, от кого не ждешь.

А от Выхристюка можно было ждать. Мы еще не привыкли к войне, поэтому они пока бьют нас. Да ничего, привыкнем, научимся. Давай, брат, располагайся у меня на диване. Через два часа разбужу, полетим на Ленинградский фронт.

— Я не усну, товарищ…

— Ты майор или красна дева? Надо же, расчувствовался! Завтра мне нужны твои трезвые и ясные мозги! Не можешь спать — иди гуляй, дыши воздухом.