На территории Советского Союза кампания со скрупулезной точностью следовала плану Генерального штаба. Группа армий «Север» наступала на Ленинград, группа армий «Центр» – на Москву, а группа армий «Юг» – на Киев. После первой крупной победы под Минском, когда попавший в окружении враг понес существенные потери, Гальдер, как следует из его записей, поверил, что с первого удара удалось сломить сопротивление русских и кампания выиграна, хотя еще и не закончена. Даже Варлимонт признался, что ошибся в оценке способности русских оказывать сопротивление. Но, несмотря на успехи немецкой армии, Гитлер нервничал; он по-прежнему испытывал недоверие к армии и ее командующим. В своих записях Гальдер время от времени язвительно намекает на состояние общего кризиса и напряжения, охватившее ставку Гитлера.

Резко возросли случаи дезертирства из советской армии. Украинские националисты решили, что пробил их час. Знаменитые белогвардейские генералы, такие, как Краснов и Шкуро, предлагали немцам свои услуги в качестве советников.

Между тем Гитлер обращался с дезертирами как с военнопленными и запретил отправлять советских военнопленных в лагеря рейха. Он приказал размещать их во временных лагерях в Польше. Число пленных росло в геометрической прогрессии. Не было возможности обеспечить всех продовольствием, поэтому многие умирали от голода. Скоро поток беглецов иссяк. Вышел печально известный «Приказ о комиссарах», по которому все захваченные в плен политработники советской армии подлежали немедленному уничтожению. Многие генералы ужаснулись, узнав об этом приказе. Некоторые из них, такие, как Лееб, Гепнер, категорически отказались выполнять приказ. Браухич официально сообщил ОКВ, что высшее командование сухопутных войск не будет отдавать подобные приказы. Однако немецкие генералы быстро утрачивали иллюзии в отношении советских людей, враждебно относившихся к нацистскому режиму. Вскоре борьба с большевизмом превратилась в истребление и порабощение славянских народов, и это было роковой ошибкой восточной кампании.

X

Недоверие, испытываемое Гитлером к своим генералам, заставляло его активно вмешиваться в ведение операций. Политика Гнейзенау и Мольтке-старшего, которая оставляла за командирами свободу принятия собственных решений в рамках основных директив и являлась основой традиционной военной политики, была как нельзя более кстати на огромных просторах Советской страны. Гитлер питал иллюзии, что может объезжать армии, словно они были батальонами, выстроившимися на параде. Он практически лишил командующих возможности принимать решения. Между Генеральным штабом и Верховным главнокомандующим наметились серьезные расхождения относительно целей кампании. Своим поведением фюрер только усугублял сложившееся положение.

С середины июля фон Бок, добившись огромного успеха в центре фронта, решил, что наступил момент для танкового удара по Москве, пока враг не успел перевести дыхание. Но фон Лееб все еще пытался прорваться к Ленинграду и отбивал контратаки советских войск, а Рундштедт застрял на юге. Вероятно, учитывая сложившееся положение, 19 июля Гитлер отдал директиву № 33 группе армий «Центр» – продолжить наступление на Москву только пехотой. Часть армий повернуть в направлении северо-запада, а другую часть в южном направлении. Москва все еще не была основной целью Гитлера. 28 июля Гальдер констатировал, что приказы фюрера приводят к рассредоточению сил, и движение на Москву приостановлено.

Недавний опыт ведения войны во Франции в новых условиях оказался бесполезен. Немцам приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не утратить инициативу. Враг сдавал территорию, но, отступив, тут же шел в атаку. Советские танки прорывали немецкое окружение, и дело осложнялось тем фактом, что немцы испытывали недостаток в танковых дивизиях второй линии, а нехватка транспортных средств приводила к тому, что пехота не могла двигаться с необходимой скоростью. Русские постоянно ускользали из расставленных ловушек.

Наконец, 1-я танковая армия прорвала фронт на юге и в тяжелых боях окружила и разгромила советскую армию под Уманью. Однако этот бой не имел решающего значения, и в августе, несмотря на огромные потери, противник по-прежнему оказывал решительное сопротивление. Гальдер сформулировал знаменательный вывод: «На всех участках фронта, где ведутся наступательные действия, войска измотаны. То, что мы сейчас предпринимаем, является последней и в то же самое время сомнительной попыткой предотвратить переход к позиционной войне… Общая обстановка показывает все очевиднее, что колосс России… был недооценен нами… К началу войны мы имели против себя около двухсот армий противника. Теперь мы насчитываем уже триста шестьдесят вражеских дивизий». Встал вопрос: прекратить наступление и подготовиться к защите того, что уже удалось завоевать, или продолжить наступление вперед к непонятной цели.

Решение было принято. Группа армий «Центр» должна быстро продвинуться на девятьсот километров в глубь страны. Группа армий «Север» должна окружить Ленинград и соединиться с финскими войсками. Но каждый шаг вперед означал для Германии расширение фронта, а некоторые дивизии в тяжелых боях и изнурительных переходах понесли значительные потери.

Тем временем новая колониальная политика национал-социалистов, мечтавших превратить славянский Восток в немецкую Индию, праздновала первые гибельные победы. Альфред Розенберг был сделан рейхсминистром оккупированных территорий. Его мать была латышкой, и это стало основным аргументом выбора фюрера. В Прибалтику, Белоруссию и на Украину были назначены рейхскомиссары.

Заранее был определен рейхскомиссар для Кавказа, хотя этот район пока еще находился в руках неприятеля.

Ни о какой разумной восточной политике речи не шло. Скоро в дело вступили гаулейтеры и специальные подразделения СС, полиции и СД. Мало того, «отряды ликвидаторов» СД, которые прикомандировывались к группам армий для решения административных задач (командующие группами армий не руководили этими подразделениями), являлись мощным стимулом для партизан, ведших войну в тылу врага. Советский Союз с удвоенной энергией обращался с призывами к партизанам.

Специальные подразделения СС и СД, с одной стороны, и Центральный штаб партизанской войны (действовавший в Москве. – Примеч. ред.) – с другой изменили облик войны, придав ей новые, внушающие ужас черты. Руководство Генерального штаба, как и большинство немецких командующих, чувствовало свою беспомощность в сложившейся ситуации. Генеральный штаб оказался между двумя диаметрально противоположными проявлениями терроризма. Ярчайшим примером служит событие, которое произошло с фон Боком. СС провели так называемую «полицейскую демонстрацию» в Борисове, где располагался штаб группы армий «Центр», и, воспользовавшись моментом, устроили еврейский погром. Возмущенные представители штаба обратились к своему главнокомандующему фон Боку, требуя принять меры и сообщить Гитлеру о творящихся безобразиях. Но фон Бок, скорее всего, просто испугался, а кроме того, как большинству ставленников фюрера, ему хотелось продемонстрировать свои способности и удержаться на занимаемом месте. Это объясняет нежелание Бока отделять себя от творящихся беззаконий и обращаться в ставку.

XI