исчез; ее дух был нем и свободен.

Затем, идя вперед через широкое молчание себя,

Она вошла в упорядоченное Пространство блестящее.

Там Жизнь пребывала в могучем спокойствии;

Цепь была на ее сильном сердце бунтарском.

Смиренная, приученная к скромности шага отмеренного,

Она не хранила более свой неистовый бег и напор;

Она утратила беззаботную величественность своих размышлений

И обильную грандиозность своей царственной силы;

Обуздана была ее могучая пышность, роскошное ее расточительство,

Протрезвели пирующие ее игры вакхической,

Урезаны растратчики на базаре желаний,

Принужден деспотической волей ее фантазии танец,

Холодная флегматичность разгул чувства связала.

Царствие без свободы была ее участь;

Ее министрам подчинялся суверен на престоле:

Ее домом повелевали слуги, разум и чувство,

Ее духа границы они очертили жесткими линиями

И охраняли фалангою бронированных правил

Взвешенное царствие разума, хранили порядок и мир.

Ее воля жила, в твердокаменных стенах закона закрытая,

Ее сила была скована цепью, что притворялась украшением,

Воображение было в тюрьму форта посажено,

Ее фаворит, распутный и ветреный;

Равновесие реальности и резона симметрия

Восседали на его месте под охраной построенных фактов,

Они давали душе скамью Закона для трона,

Для царства — маленький мир правил и линий:

Мудрость эпох, сжатая до строк схолиаста,

Сморщилась, перенесенная в схему тетрадочную.

Всемогущей свободы Духа не было здесь:

Схоластический разум захватил пространства обширные жизни,

Но предпочел жить в убогих, голых комнатах,

Отгороженных от слишком просторной опасной вселенной,

Боясь свою душу потерять в бесконечности.

Даже Идеи широкий простор был разрезан

В систему, к прочным колоннам мыслей прикованную

Или прибитую к твердой почве Материи:

Или даже душа была потеряна в ее собственных высях:

Идеала высоколобому закону послушная

Мысль поставила трон на невещественном воздухе,

Пренебрегая тривиальностью равнинной земли:

Она не впускала реальность жить в свои грезы.

Либо все в систематизированную вселенную шагало:

Империя жизни укрощенным была континентом;

Ее мысли — построенная и дисциплинированная армия;

Одетые в униформу, они сохраняли логику своего места фиксированного

По приказу вымуштрованного центуриона-ума.

Либо каждая заступала на пост свой, подобно звезде,

Или маршировала через фиксированное с постоянными созвездиями небо,

Или свой феодальный ранг среди своей ровни хранила

В не меняющейся космической иерархии неба.

Либо, как высокородная дева с целомудренным взглядом,

Которой запрещено гулять неприкрыто на людях,

Она должна двигаться в изолированных, закрытых покоях,

Ее чувство — в монастыре жить или на путях охраняемых.

Жизнь была препоручена тропинке безопасного уровня,

Она не отваживалась искушать великие и трудные выси

Или взбираться, чтобы быть соседкой одинокой звезды,

Или идти по рискованному краю обрыва,

Или соблазнять опасный смех разрушителей бешенопенных,

Певца авантюры, любителя риска,

Или в свои покои звать пылкого бога,

Или оставить мировые границы и быть там, где их нет,

Страстью сердца встречать Обожаемого

Или воспламенять мир огнем внутреннего Пламени.

Прозы жизни эпитет избитый,

Только разрешенное пространство она должна заполнять цветом,

Не должна вырываться за рамки кабинета идеи,

Нарушать в ритмах слишком высоких или широких.

Даже когда они в воздухе идеальном парили,

Полет мысли не терял себя в синеве неба:

На небесах он сделанный по образцу цветок рисовал

Дисциплинированной красоты и гармоничного света.

Умеренный бдительный дух правил жизнью:

Его действия были орудием изучающей мысли,

Слишком холодной, чтобы воспринять пламя, воспламенить мир,

Либо внимательного резона дипломатичными действиями,

Оценивающего смысл конца представляемого

Или план некой спокойной Воли на высшем уровне,

Или стратегию некой Высокой Команды внутри,

Чтобы завоевать богов потайные сокровища

Или для спрятанного царя некий славный мир покорить;

Не спонтанного себя отражением,

Указателем существа и его настроений,

Крылатым полетом сознающего духа, таинством

Общения жизни с безмолвным Всевышним

Или его чистым движением по пути Вечного.

Или же для тела некой высокой Идеи

Дом был построен из кирпичей, плотно пригнанных слишком;

Действие и мысль сцементированные сделали стену

Маленьких идеалов, ограничивающих душу.

Даже медитация размышляла на узком сидении;

И богослужение повернулось к эксклюзивному Богу,

Вселенскому в часовне молилось,

Двери которой для вселенной были закрыты:

Или преклонял перед бестелесным Имперсональным колени

Глухой к крику и огню любви разум:

Рациональная религия сердце сушила.

Он планировал гладкие действия жизни с этичными правилами

Или предлагал беспламенную и холодную жертву.

Священная Книга на его освященном аналое лежала,

В интерпретации шелковые тесемки обернутая:

Кредо запечатывало ее смысл духовный.

Здесь была спокойная страна твердого разума,

Здесь ни жизнь, ни голос страсти больше не были всем;

Крик чувства утонул в тишине.

Ни души не было здесь, ни духа, один только разум;

Разум претендовал на то, чтобы быть душою и духом.

Дух себя видел как форму ума,

Сам в славе мысли затерянный,

В свете, что делал невидимым солнце.

Она в прочное и благоустроенное пространство вошла,

Где все было спокойно, каждая вещь на своем месте хранилась.

Каждая нашла, что искала, и цель свою знала.

Все окончательную, завершенную стабильность имело.

Там могучий стоял, что нес властность

На важном лице и держал посох;

Его жест и тон были воплощением приказа;

Окаменелая мудрость традиции речь его высекла,

Его предложения имели привкус пророчества.

"Путешественник иль пилигрим внутреннего мира,

Счастлив ты, ибо достиг нашего блестящего воздуха,

Горящего верховной завершенностью мысли.

О претендент на безупречный путь жизни,

Здесь нашел ты его; отдохни от поиска и живи с миром.

Дом космической определенности — наш.

Здесь истина. Бога гармония — здесь.

Внеси свое имя в книгу элиты,

Допущенная санкцией, что имеют немногие,

Займи свой пункт знания, свой пост в разуме,

Получи в бюро Жизни свой ордер,

И славь свой удел, что тебя одной из нас сделал.

Все здесь, снабженное этикеткой и закрепленное, разум знать может,

Все систематизировано законом, чему Бог жить разрешает.

Это — конец; здесь нет запредельного.

Здесь — безопасность последней стены,

Здесь — ясность меча Света,

Здесь — победа единственной Истины,

Здесь безупречного блаженства сияет бриллиант.

Фаворитом Небес и Природы живи".

Но слишком уверенному и довольному мудрецу

Савитри ответила, в мир его бросив

Взгляд глубокого освобождения, сердца вопрошающий внутренний голос.

Но сердце молчало, лишь чистый свет дня

Интеллекта царил здесь, ограниченный, педантичный, холодный.

"Счастливы те, кто в этом хаосе вещей,

В этом приходе и уходе ног Времени

Может найти Правду единственную, вечный Закон:

Они живут, не тревожимые надеждой, сомнением, страхом.

Счастливы утвердившиеся на фиксированной вере

В этом неясном неустойчивом мире,

Счастливы те, кто посадил в почву сердца богатую

Одно маленькое зернышко духовной уверенности.

Счастливы те, кто на вере стоит, как на камне.

Но должна я пройти, завершенный поиск оставив,

Округленный, непреложный,