Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К этому я добавил бы, что и сейчас, благодаря партии и советской власти, граждане еврейской национальности занимают видные посты во всех областях государственной и политической деятельности, начиная с заместителя Председателя Совета Министров СССР Дымшица и кончая генералами, вроде Драгунского. Я уже не говорю о том, что многие ученые и деятели искусства еврейской национальности являются украшением и гордостью нашей страны. Их выдвижение и рост стали возможны только потому, что Октябрьская революция уничтожила черту оседлости и предоставила всем гражданам право на труд и образование.
Среди моих родственников и знакомых еврейской национальности, принадлежащих к старшему поколению, лишь немногие получили высшее образование. Но где? В Цюрихе, в Берлине, в Париже. А их дети, получившие высшее образование в СССР бесплатно, стали учеными и сейчас часто выезжают в Англию, Францию, Италию, — их приглашают туда как крупных специалистов. Да и Вы сами, судя по всему, не были лишены права на образование, а были обучены в каком-то советском вузе. И живете Вы не в какой-то трущобе вроде дореволюционного Гомеля, где родилась моя жена, а в Москве, на Профсоюзной улице. Зачем же плевать в колодец, из которого мы с Вами пьем воду?
Солженицын открыто заявляет, что «России», как он выражается, вредна демократия и будто ей необходимо «умеренное автократическое правление»; он выступает против индустриализации, за уход в лесные дебри Сибири, «чтобы гам заново создать жизнь», и т. д. Рассказывая о своих встречах в тюремных камерах, он восхищается «мужеством» белогвардейского полковника, приговоренного к расстрелу за деятельность против Советской власти, и оправдывает даже презренных власовцев и предателей, согласившихся работать на гитлеровскую разведку. Солидаризироваться с Солженицыным — значит поддерживать его контрреволюционные убеждения.
Но Вы идете еще дальше, когда договариваетесь до утверждения, будто бы сейчас у нас, в среде нашего политического руководства, существуют какие-то «современные русские неонацисты». Тут уж дело попахивает клеветой. Я рекомендовал бы Вам быть поосторожнее в выражениях. Одно дело — полемика, другое дело — клевета. Клеветнический характер носит и поддерживаемое Вами утверждение буржуазной пропаганды, будто бы у нас заключают невинных людей в психиатрические лечебницы и т. п. Повторяя подобные утверждения, Вы солидаризируетесь с ними и, следовательно, разделяете с их авторами ответственность за антисоветскую клевету. Никакого подавления свободы и демократии в СССР не существует и существовать не может. И тот факт, что другой антисоветчик — Сахаров, которого Вы так хвалите, остается на свободе, лишний раз подтверждает это.
Но если человек переступает грань закона и начинает вести подрывную деятельность, то не следует удивляться, что в подобных случаях он несет соответствующую кару. Всему ведь есть свои границы, в том числе и терпимости. Что касается установленной Вами связи с зарубежной буржуазной печатью и, в частности, с антисоветскими эмигрантскими изданиями, то Вы должны отдавать себе отчет, что, поступая таким образом, Вы нарушаете советское законодательство, согласно которому все произведения советских авторов, нс опубликованные в СССР, могут направляться за рубеж лишь через Всесоюзное агентство по авторским правам, и что те, кто нарушает это правило, совершают незаконный акт и несут за это ответственность. Эта ответственность отягощается, если подобные рукописи содержат в себе клеветнические утверждения в адрес советского строя.
Я уверен, что Вы обо всем этом хорошо знаете, но, коль скоро Вы интересуетесь моим мнением по поводу этой Вашей деятельности, то я его откровенно изложил.
21 марта 1975 г.»
Прочтя это письмо, я легко мог представить его подоплеку. Юрий Жуков пришел в ярость и позвонил в ГБ или же Суслову или Пономареву: «Что они там, с ума сошли? Распустили народ!»
Письмо датировано днями, предшествовавшими моему разрешению. Не было ли и это одним из факторов, повлиявших на мой неожиданный отъезд?
136
На следующий день после получения разрешения Виктор Лапидус сообщил мне, что ему известно, что я еду в Швейцарию. В тот же день явились неожиданные гости: минские полковники Давидович и Овсищер. Они специально приехали в Москву уговаривать меня ехать в... Израиль. В Минске распространился слух, что я еду в Швейцарию. Я предложил полковникам подъехать к Лернеру. Когда мы приехали, я попросил Лернера:
— Александр Яковлевич! Скажите им, есть ли у вас сомнения, куда я еду?
Лернер рассмеялся:
— Будьте уверены, что он поедет только в Израиль.
Жизнь превратилась в сумасшедший дом. Одна отправка книг была титанической задачей. Около меня находились мои старые факельские друзья — Илья Рубин и Эйтан Финкельштейн. Ко мне приходили прощаться люди, которых я не видел по 10-15 лет: русские и евреи, друзья по СТАНКИНу, бывшие сотрудники ВНАИЗа, ЭНИМСа, ИАТа. Примчалась
Надежда Николаевна, гордая, что сумела завести сильные связи среди сионских мудрецов.
Свои проводы я назначил на мой день рождения, 5 апреля. По оценке Нильса Удгаарда, написавшего об этом большую статью в «Афтенпостен», было около 500 человек. Валя Турчин заблаговременно явился с постерами собственного изготовления, развесив их в разных углах квартиры:
УГОЛОК ДЛЯ ЕВРЕЯ, УГОЛОК ДЛЯ АНТИСЕМИТА.
Пришел Рой Медведев. Пришла трогательная Зоя Федорова. Пришел Эрнст Неизвестный, с которым мы возобновили дружественные отношения после долгого перерыва. Он тоже собрался уезжать. Пришел Шафаревич. Все «глыбщики» были налицо — явные и анонимные. Пришли русские националисты: Бородин, Шиманов, Толя Иванов. Они выдвинули свой лозунг:
ПУСТЬ ВСЕ ЕВРЕИ УЕЗЖАЮТ, КРОМЕ АГУРСКОГО!
Пришла Наталья Николаевна Столярова, секретарша покойного Эренбурга. Все вредоносное Беляево-Богородское тоже явилось: Алик Гинзбург, Юра Орлов, Женя Якир, Гриша Розенштейн и другие. Володя Войнович потребовал от меня не звонить