«Однако же Сильвия тут и впрямь постаралась, – подумал он, выбрасывая лекаря из головы. – „Истечение смерти“, н-да. Смертный Ливень, и куда до них мельинским, если верить тем же Арбелю и Сежес. Упустил я этот момент, упустил, – осудил он себя. – Не проверил девчонку до самого дна. Клара обожает подбирать и тащить в Долину всяких чудиков, почитая каждого за великий магический талант, да-да, как же, помню, как она рассказывала о Сильвии. А. малышка-то оказалась в кровном родстве с самим Хозяином! Да, понятно, отчего Ар-бель всегда говорил о нём с такой неохотой… Заиметь первостатейную нежить в Красном Арке, из которой можно было вылепить кого угодно, хоть великого вампира, хоть источник магии, сравнимый с этими кладбищами, на которых Арбель и иже с ним строили свои башни. Отличная работа, приходится признать. Как-то ведь заманили это страшилище, подсунули ему… гм… настоящую мать-героиню, готовую принести своё лоно на алтарь возлюбленного Ордена и для блага его же, брр! – Игнациус поёжился с невольным отвращением. – Предпочитаю простых девочек вроде Мёлль или Каринки… Так или иначе, они заполучили Сильвию. Воспитали. Но… дали маху, девчонка вырвалась у них из рук – назовём это так, – примчалась ко мне, явно чувствовала силу (тут мессир Архимаг самодовольно надулся), но и я тоже сплоховал. Решил, что она послужит мне преотличнейшей гончей, вынудит Клару Хюммель идти туда, куда надо мне, делать, что мне потребно. Ничего, Игнациус, ничего. Ошибка не непоправима, ты никогда не составляешь планы, рассыпающиеся из-за единственной неточности. Конечно, следовало заподозрить Сильвию, когда она избавилась от дарованных ей артефактов. Несомненно, сказалась папочкина кровь. Впрочем, сейчас до девчонки не добраться. Новая Хозяйка Смертных Ливней, да ещё и здесь, в Эвиале!.. Брешь она, конечно, пробила серьёзную. А вот насколько серьёзную и как далеко разносится запах, мы сейчас узнаем…»

Игнациус покряхтел для виду, поджал губы, сложил ладонь подзорной трубой и уставился на чёрное болото. Весёлого, как и следовало ожидать, мало. Субстанция куда разрушительнее мельинской. Убирать её отсюда – возни не оберёшься, да ещё и испытаешь на себе всю прелесть отката. Гм-м-м… задача, достойная мессира Архимага.

Хотя… если ты всё продумал правильно, то в твоих же интересах если и убирать, так только это пятно. И в то же время сделать так, чтобы Смертный Ливень отправился бы в новый путь через весь Эвиал. Почему, зачем? Х-ха, да это ж легче лёгкого. Если он, Игнациус, всё правильно понимает, если всё правильно прикинул, сюда может заглянуть сам Спаситель. Сущность, с которой мессир Архимаг ещё ни разу не сталкивался лицом к лицу, несмотря на многочисленные попытки. А для прихода Спасителя (тем более второго), необходимо, чтобы его позвали по-настоящему. Чтобы Он сделался последней надеждой, а мир – оказался на краю пропасти.

А для этого Смертный Ливень очень даже подойдет. Да и потом… Игнациус хихикнул про себя, потом это выйдет особенно забавно.

«Так что вперёд, Сильвия, новоявленная Хозяйка Ливня! Удачи тебе и лёгкой дороги. А я займусь другим делом. Динтра так хочет убрать последствия? Отчего бы и нет, пока лекарь мне ещё нужен. Я так и не понял, на кого он работает. Да и проблемка сама по себе интересная, я никогда ещё не брался всерьёз за истечение смерти. Посмотрим, посмотрим…»

Бормоча себе под нос, Игнациус спустился с холма. Несмотря на три тысячи лет за плечами, ему по-прежнему было интересно делать что-то в первый раз. Жаль только, что с годами такие случаи представлялись всё реже и реже.

Так что пятно мы уберём, думал мессир Архимаг. А вот сам Смертный Ливень – нет. Пусть Сильвия погуляет, позабавится.

Игнациус глубоко вздохнул и принялся за работу. Ни с чем не сравнимое ощущение – упиваться близящейся с каждым мигом победой. Упиваться и знать, что, несмотря на все усилия пытающихся тебе помешать, любое их трепыхание ведёт лишь к твоему конечному триумфу.

А след от первого Смертного Ливня мы уберём. Чего уж там.

Ученик Хедина, Истинного Мага, а впоследствии – Нового Бога, человек, родившийся бездны времени назад совсем в другом мире, привыкший к жизни под чужой личиной, Хаген быстро шагал по ордосским улицам, оставляя по левую руку обезображенные Смертным Ливнем кварталы. Игнациус остался позади, на берегу; стоило мессиру Архимагу скрыться из виду, как мгновенно изменилась даже сама походка «целителя Динтры», вновь сделавшись молодой, широкой и упругой. Голубой меч сам рвался из ножен, просясь в бой.

Хаген давно потерял счёт сражениям и небесам, под которыми сверкал этот клинок, добытый ещё Учителем в пыточных залах Бога Горы.

Бывший хединсейский тан усмехнулся. Всё меняется местами, верх становится низом и обратно: кто бы мог подумать, что с тем же Богом Горы я окажусь в одной шеренге?

Хотя лучше бы на его месте была Ильвинг. И сын… его первенец. Но они давным-давно умерли, и истёрлась даже сама память о них – по-прежнему стоят лишь угрюмые серые бастионы Хединсея. Редко, но Хаген всё же бывал там, словно чувствуя, что ему необходима эта щемящая боль в сердце.

Там, на Хединсее, могилы Ильвинг и детей. С любимой Хаген прожил хорошую, славную жизнь, полную чувств и радостей. Учитель не смог даровать этой женщине то же, что и своему ученику, как всегда, ссылаясь на всё тот же закон Равновесия, – она и так прожила очень долгую по человеческим меркам жизнь. И под конец, конечно, о многом стала догадываться…

Стой, Хаген. Ты опять начнёшь вспоминать тот день, когда Учитель беспомощно развёл руками и отвернулся, не в силах выдержать твой взгляд. Перед тобою битва, вечный тан вечного Хединсея, и, как бы ни менялись эпохи, миры и небеса, бой всегда останется боем, истинным предназначением мужчины.

Толстый, одышливый, потливый лекарь совершенно несвойственным этой породе людей боевым шагом проходил ордосские улочки; впереди послышались вопли, треск ломающихся копий и утробное урчание наступающих зомби.

Стали попадаться изрубленные топорами, истыканные пиками мертвяки, а ещё – пустые ало-зелёные панцири, валявшиеся в зловонных коричневых лужах, словно зомби просто растворились, обратившись в жижу.

Голубой меч привычно лежал в ладони.

И Хаген, тан Хединсея, так же привычно усмехнулся, когда клинок свистнул, разрубив шипастый панцирь и тело мертвяка наискось от плеча до самой поясницы.

Конечно, это неосторожно и Учитель бы не одобрил, отрешённо думал Хаген, рубя одного за другим новосотворённых воинов Империи Клешней. Лучше уж лечить раненых, это тоже благородное дело, тем более что косы у этих тварей наверняка отравлены. Но нет – не могу. Должен сжимать рукоять меча, должен слушать свист лезвия, видеть рассечённые тела врагов, перешагивать через них, чувствуя горький вкус победы.

Примерно половина мертвяков дисциплинированно развернулась и обступила Хагена – всё-таки это были «новые зомби», далеко не такие же тупые и бестолковые, как обычные неупокоенные. Сверкнула синеватая сталь кос.

Хаген привычно уклонился, сделал выпад – но ещё до того, как остриё Голубого меча пронзило зомби насквозь, мертвяк вдруг замер, забулькал, затрясся, ноги у него подкосились, и он рухнул – голова на глазах размягчалась, череп таял, словно лёд на солнце.