ибо «Фотея митрополита всеа Руси данная грамота ветха и изстлела, каковая им дана в Новинский монастырь в 6912-м (1404) году». (Заметим, что митрополитом Фотий стал только в 1408 г.)

Значит ли это, что перед нами очередная подделка, не имеющая ничего общего с реальным положением вещей, и князь Владимир никогда не владел Кудрином? В числе деревень, «тянувших» к Кудрину, «Запись» упоминает деревню Выпряжково. Между тем в духовной грамоте серпуховского князя среди сел, завещанных его сыну Семену, упоминается село Выпряжково на Студенце. Идентичность этих двух названий не подлежит сомнению, ибо до сих пор в районе Пресни протекает ручей Студенец, ныне заключенный в трубу.[951] Князь Семен Владимирович скончался бездетным во время морового поветрия осенью 1426 г. Видимо, сразу после его смерти Елена Ольгердовна отдала это село Фотию, который передал его Новинскому монастырю. Очевидно, после известных событий феодальной войны центр этой вотчины переместился из Выпряжкова несколько севернее во вновь отстроенное Кудрино. Таким образом, эти земли действительно принадлежали серпуховскому князю, а время приобретения Кудрина кафедрой можно достаточно твердо датировать интервалом между осенью 1426 г. и летом 1431 г., когда умер Фотий.

Другим важнейшим владением кафедры являлись села Голенищево и Селятино, располагавшиеся на юго-западе нынешней Москвы. Когда и каким образом они достались кафедре, неясно. Копийная книга сохранила всего четыре акта на это владение, датируемые 1473–1526 гг. «Запись» по истории сел Голенищева и Селятина рассказывает, что на пустынном месте при слиянии рек Сетуни и Раменки любил бывать митрополит Киприан, поставивший здесь церковь во имя Трех Святителей. Сообщается о его смерти здесь в 1406 г. Это подтверждается летописными известиями, добавляющими, что Киприан ставил в Голенищеве епископов в 1398, 1404 и 1406 гг.[952] Любопытен топонимический экскурс «Записи»: «А вверх по той же Рамены реки, на той же земле Голенищевской жил митрополич коровник Селята. И на том месте преосвященный Феогност митрополит постави церковь святого Николы. И зовется то место селцо Селятино». Основываясь на этом свидетельстве, С. Б. Веселовский полагал, что данное владение досталось митрополитам при Феогносте, то есть во второй четверти XIV в.[953] Обращает на себя внимание одна особенность. Название села Голенищева происходит, очевидно, от прозвища Василия Ананьевича Голенищева-Кутузова. Это наблюдение подкрепляется тем, что неподалеку от Голенищева находилось Матвеевское, получившее название от внука Василия Голенищева Матвея. Это явно не случайное соседство двух топонимов позволяет предполагать здесь существовавший в XIV–XV вв. большой земельный комплекс владений Голенищевых-Кутузовых. Очевидно, один из представителей этой фамилии в самом конце XIV в. (до 1398 г., первого летописного упоминания Голенищева) отдал это село митрополиту Киприану, который устроил здесь свою резиденцию. Но к моменту составления копийной книги первоначальные акты на это владение были утеряны, и митрополичьи власти, исследуя свой архив, смогли обнаружить в нем лишь известие об освящении храма в Селятине митрополитом Феогностом. На основании этого они решили, что данное владение принадлежало кафедре уже во второй четверти XIV в. Но существующий до сих пор обычай, что новую церковь, как правило, освящает кто-либо из церковных иерархов, в том числе и глава Русской церкви, ставит под сомнение этот вывод.

Приведем еще один пример из той же копийной книги. К северо-востоку от Москвы находилось село Пушкино (ныне одноименный город). К моменту составления книги первоначальные документы на него были утеряны, и оно упоминается как «село митрополиче… изстаринное». С. Б. Веселовский, основываясь на данных антропонимики, считал, что первоначально оно принадлежало Григорию Пушке, родоначальнику Пушкиных, жившему во второй половине XIV в., и было приобретено митрополитами не позднее третьей четверти XIV в. Правда, позже он предположил, что «не исключена возможность, что оно было отчуждено кем-либо из многочисленных потомков Григория Пушки в XV в.».[954]

Наиболее ранний документ копийной книги на это село – выпись из писцовых книг князя В. И. Голенина 1503–1504 гг. Судя по ней, к Пушкину «тянуло» 15 деревень и 2 починка, среди которых была деревня Попково в один двор. Между тем в завещании все того же Владимира Андреевича Серпуховского упоминается село «на Учи Попковское», отходившее его сыну Андрею.[955] Идентичность этих двух названий подтверждается тем, что они располагались на одной реке Уче. Случайное совпадение здесь маловероятно. Очевидно, как и Выпряжково, это владение в разруху периода феодальной войны запустело и центр вотчины переместился из Попковского в Пушкино. Князь Андрей, как и его брат, умер осенью 1426 г. Видимо, вскоре это владение досталось митрополиту. К XVI в. у митрополичьей кафедры не было никаких документов на него, и составители копийной книги не стали ничего выдумывать.

Таким образом, видим, что средневековые составители подобных «подложных» грамот не являлись создателями фальшивок в привычном для нас понимании этого слова. За основу созданных ими документов они брали подлинные акты. Но те зачастую доходили до них в очень ветхом состоянии, нередко без начала, с большими лакунами и пропусками текста. «Восстанавливая» их, средневековые монахи добавляли в них те факты, которые, по их разумению, могли там присутствовать.

Говоря, к примеру, о завещании митрополита Алексея, можно полагать, что в его основе лежал подлинный акт, написанный святителем, однако в нем говорилось о передаче в Чудов монастырь не обширного комплекса из более чем десятка селений, а лишь небольшого сада: «А садець мои подолнеи святому Михаилу Чюду» – и содержалась просьба к великому князю Дмитрию: «манастыря святого Михаила побережешь». Но до монаха XVI в. этот документ дошел в крайне плачевном состоянии. Очевидно, переписав его и добавив названия тех сел, акты на которые в монастырском архиве отсутствовали и которые, по его разумению, могли быть отданы в обитель ее основателем – митрополитом Алексеем, чудовский монах пришил к новому списку небольшой кусочек бумаги от прежнего, к которому была привешена подлинная (не сохранившаяся до наших дней) вислая печать святителя.[956] Аналогично поступили и монахи Савво-Сторожевского монастыря, «реконструируя» грамоту князя Юрия игумену Савве. В подлинном акте, вероятно, речь также шла о земельном пожаловании, но гораздо меньшем по объему, чем читается ныне. Добавив в новый список недостающие, по их мнению, села, сторожевские монахи поступили так же, как и их чудовские собратья, – к грамоте они тщательно приклеили с лицевой стороны кусочек бумаги с прикрепленной к нему вислой на красном шелковом шнурке черновосковой печатью, которая, по их предположению, принадлежала князю Юрию.[957]

Все это позволяет предположить, что и в основе «подложных» грамот Дмитрия Донского Сергию Радонежскому лежали подлинные акты XIV в. Об этом, в частности, свидетельствуют слова первой из грамот: «Писана грамота на Москве. А к сей грамоте князь велики Дмитрей Ивановичь печать свою приложил». В конце второй записи