Я думаю, что читателю прежде всего бросилась в глаза необыкновенная, скажу – исключительная любовь великого князя Николая Николаевича к России и желание, не ослабевавшее на протяжении всей его относительно долгой и разносторонней жизни, служить ей беззаветно. Великий князь был горячим патриотом, для которого благо России было стимулом всей его жизни.

«Молю Бога, да узрим Отечество наше свободным и в нем торжество Веры и царство мира, любви и правды.

Памятуйте о России и здесь, в изгнании. Ей отдавайте все ваши помыслы, не числя трудов, сил и средств на дело ее спасения, ибо безмерно тяжко испытание и наступают решительные сроки.

Народ русский! Собери твои силы и с крестом выйди вновь на путь тебе данного великого и сильного бытия!»

С такими словами, написанными всего за несколько часов до смерти, великий князь кончал свою земную жизнь. Эти слова составляют его политическое завещание, ибо никакого другого завещания он не оставил и никаких записей в течение жизни не делал.

Даже в гробу он лежит, крепко сжав в безжизненных пальцах кроме обычного для верующего человека распятия еще горсть русской земли и камень с гор Кавказа! Это все, что имело для него наибольшую ценность в его жизни.

Любовь к Родине руководила всеми его поступками, и многое из очень дорогого в его миропонимании он принес в жертву этой любви.

По рождению, воспитанию и цельности своего характера великий князь принадлежал к кругу людей, проникнутых чувством глубокого лоялизма. Между тем сколько раз жизнь ставила перед ним сложнейшие искушения, манившие его в сторону от этого честного и прямого пути! Если вследствие его благородного и истинно рыцарского характера ему относительно легко удавалось обходить те искушения, которые вели к достижению личных целей путем авантюры, то много сложнее было выбирать правильную линию поведения в той обстановке, где сплетались интересы более высшего порядка, именно счастья Родины. Тут легко было взять неверный курс, и потому его невольные ошибки, если таковые были, не должны ему ставиться в вину. Давно уже известно, что не ошибается только тот, кто ничего не делает.

Авантюризм вообще не был сродни натуре великого князя, и его природное качество лояльности было главной причиной, почему он никогда не мог бы стать Бонапартом, несмотря на то что жизнь неоднократно толкала его взять на себя эту роль. Его всегда прельщали законность и преклонение перед установленным порядком, который заставлял его, несмотря на свой крутой нрав, молчаливо склонять свою гордую голову.

«Я родился вскоре после смерти императора Николая Павловича, – часто говаривал он, – и все воспитание мое прошло в традициях того времени, в числе которых одной из главных и едва ли не наиболее существенной являлось повиновение».

Но тем сильнее он ощущал и право, и обязанность борьбы законной за лучшее будущее своего народа и своей Родины!

В сущности, вся жизнь его была посвящена этой борьбе, которую хотя и в разных смыслах, но можно обобщить в понятии о борьбе освободительной.

Уже с ранних лет он должен был вступиться за права своей матери, угнетавшейся ненормальным положением ее в семье отца.

Затем его служба в войсках. Польза дела требовала пробития той закоснелой брони, в которую была закована доблесть русской армии. Побольше для нее свободы и свежего воздуха! Что нужды в том, что в надетых на русскую армию при Николае I оковах имеются звенья, выкованные трудами его отца! Долой неправду, долой оковы, но… лишь с предварительного благословения тогдашнего хозяина Русской земли – императора Александра III!

Получив это разрешение, он с горячностью молодости кидается на своего врага – рутину. С блестящими глазами, в лихорадочном неистовстве, ничего и никого не видя, кроме злого чудища, уже смертельно вцепившегося в русского витязя Родины, он бесстрашно берется за дело. Смелость для этого нужна огромная, ибо нет достаточного опыта, а навстречу глядят тысячи недоброжелательных глаз и образуются тысячи препятствий. Удивительно ли, что в деловом забвении летят направо и налево неосторожные слова, судорожно сжимаются руки, мнется и кидается с головы на землю плохо сидящая на воспаленной голове фуражка! Порыв буйной молодости, за которым следуют трогательное раскаяние, извинения перед обиженными и всезабываемое примирение! Кто может – простит, кто не поймет деловой несдержанности – уходит озлобленный, негодующий.

Но что делать?! Лес рубят, щепки летят! По счастью, уходит далеко не всегда самое лучшее!

Но вот наступают тяжелые дни испытаний 1905 г. Для великого князя тяжесть этих дней заключалась в коллизии между справедливым стремлением русского народа обеспечить себе право распоряжения собственной судьбой и самодержавными принципами, исповедовавшимися исстари русскими царями и, естественно, усвоенными лично им, великим князем, со дня рождения. Родина и царь оказались в непримиримом противоречии.

Великий князь Николай Николаевич, как и большинство привилегированных людей его времени, был, конечно, воспитан в строго религиозном духе, скажу больше – в религиозно-мистическом экстазе. Религия при этом была у него накрепко связана с понятием о божественном происхождении на Руси царской власти и с внутренним убеждением в том, что через миропомазание русский царь получает какую-то особо таинственную силу, ставящую его в отношении государственного разума в какое-то недосягаемое для других положение. Все эти идеи глубоко культивировались в среде, к которой принадлежал по рождению великий князь; они составляли главную сущность тогдашнего воспитания общества того времени. Жизнь, однако, говорила о другом. Она постоянно указывала на недостатки самодержавного строя, особенно сказывавшиеся в период царствования лично очень симпатичного, но безвольного, упрямого и действующего наперекор жизни императора Николая II, который к тому же подпал под несчастное влияние больной и истеричной императрицы и оказался окруженным плотной стеной малопрозорливых, а иногда и просто недобросовестных советников. Самодержавие в конце концов стало для небольшого класса людей, оберегавших свои прерогативы, орудием полицейской сдержки народа!

Великий князь принадлежал по рождению, привычкам и даже внутренним чертам своего характера именно к этому классу людей, но те же внутренние чувства справедливости, великодушия, а может быть, и известной государственной дальнозоркости тянули его в направлении прямо обратном: он ощущал необходимость пойти навстречу народным стремлениям. В возникшем споре на одной чаше весов стоял прогресс России, указывавший ей путь всех культурных государств, на другую был положен вековой предрассудок, согласно которому Россия должна была идти каким-то своим особым путем на основе принципа самодержавия царя. Внутренняя борьба должна была быть для человека той складки, к которой принадлежал великий князь, жестокой, но сознательная любовь к России превысила бессознательное тяготение к тому, что с юных лет являлось воплощением все того же величия Родины, облеченного только в детскую формулу божественного единения царя с народом. Разум одержал победу над сердцем, Россия стала выше царя, и великий князь Николай Николаевич открыто перешел на сторону защитников тех реформ, которых требовал народ и которые неизбежно вели Россию на путь конституционализма.