от обычных и магических вражеских атак. Ее собственная сила уже была на исходе, но она умоляла дар, черпая все глубже, хотя и понимала, что долго не продержится. Так им с Зуликой не справиться. Даже Наари ее не ослабила, а больше никто помочь им не мог. Джарена все еще окружали гвардейцы, да и магия его полностью истощилась. Креста с головой ушла в поединок с Навоком и больше никого не замечала. Все остальные сражались на берегу, слишком далеко, чтобы чем-то помочь. А магия Кивы… больше напоминала свечу на ветру.

«Любовь. Ей нужно сосредоточиться на любви».

В голове зашептал голос Кэлдона, и она подавилась всхлипом. Нельзя сейчас думать о нем, как и о последней сказанной им фразе, что она не встретится с Зуликой в одиночку: «Только вместе, солнышко. Ты и я».

Вот только его здесь не было. И она сражалась с Зуликой без него.

Кивино сердце вновь пошло трещинами.

Но теперь она знала, что нужно делать.

«Любовь. Ей нужно сосредоточиться на любви».

Несмотря на тренировки, весь ее оставшийся дар сейчас подпитывался отчаянием, но ему нужно было другое. Чтобы свет засиял, нужен другой свет.

«Я хочу, чтобы ты вспомнила что-нибудь, – сказал ей несколько недель назад Джарен. – Что-нибудь хорошее».

«Полное любви воспоминание», – добавил Кэлдон.

Даже посреди битвы это оказалось несложно – потому что стоило только подумать о них.

Джарене и Кэлдоне.

Типпе и Наари.

Кресте, и Торелле, и Эшлин.

Обо всех ее родных и близких, что сражались бок о бок с ней и за нее. Она вспомнила, как целовала Джарена на вершине горы, как рыдала в объятиях Кэлдона. Как щербато улыбался Типп и как свирепо защищала ее Наари. Подумала о неожиданной дружбе с Крестой, непоколебимой верности Торелла и незаслуженной доброте Эшлин.

Они стали ее надеждой.

Ее силой.

Причиной не сдаваться.

Она не могла сдаться.

И когда Зулика наконец ухитрилась удачно рубануть мечом по корпусу Наари, свалив ее наземь, Кива не стала медлить. Одну руку она вскинула в сторону стражницы, и золотой свет соединил края раны, а другой указала на Зулику, и все любовь, надежда и мощь, переполнявшие ее, вырвались вспышкой сияния ярче, чем солнце, и ударили в грудь сестры.

Зулика выронила меч и упала на одно колено, с пронзительным криком пытаясь призвать тени.

Тьма и свет.

Свет и тьма.

Зулика все сопротивлялась, и Кивой попытался овладеть страх, но она не поддалась, думая лишь о родных и о той силе, которую давала ей любовь к ним.

А затем тени Зулики вдруг исчезли.

Кива пошатнулась, когда сопротивление резко прекратилось, и чуть не упала.

На мосту вокруг них продолжалось сражение, но они будто застыли в собственном пузыре, неотрывно глядя друг на друга и тяжело дыша – изумрудные глаза против золотисто-медовых.

У Кивы колотилось сердце, в голове крутился лишь один вопрос: «Все кончено?» Она видела, что Наари пытается, но еще не может встать, что Джарен наконец избавился от противников и бежит к ней. Но не отводила взгляда от побежденной Зулики, которая по-прежнему стояла на одном колене, глядя на Киву снизу вверх полным чувств взглядом.

Тени ушли.

Магия смерти была выжжена.

Исцелена.

Кива стояла и дрожала, не смея поверить, даже когда Зулика заговорила едва слышным сиплым голосом:

– Все, что я делала, было ради семьи, – прошептала она. – Все, чего я добилась, все, чего желала, – ради нас.

Кива сглотнула.

– Ты желала чужого.

Зулика не слышала ее. Не слушала. Ее тон изменился, став жестким как сталь, и она прошипела:

– Ты пыталась отнять у меня мечту. Так теперь я отниму твою!

Раздался громкий крик боли, и Кива резко обернулась, как раз чтобы увидеть потрясенное лицо Навока и Кресту, которая вытаскивала меч у него из груди. Он зажал руками смертельную рану, попятился к самым перилам – и упал в реку.

У Кресты получилось.

Она одолела Навока.

Стала королевой Мирравена.

А значит, могла прекратить битву немедленно.

Но тут Кива осознала собственную фатальную ошибку и торопливо обернулась к Зулике, боясь, чего ей стоила невнимательность.

Потому что в руках сестры был знакомый кинжал, о котором Кива позабыла из-за всех опасностей, а ведь об этом конкретном клинке никому из них забывать не следовало.

Око Богов.

Со злобной беспощадной ухмылкой Зулика метнула клинок.

Но не в Киву.

«Ты пыталась отнять у меня мечту. Так теперь я отниму твою!»

Слова Зулики звенели в ушах, пока Кива следила за кинжалом и за долю секунды пыталась решить, что ей делать.

Она не сомневалась.

Потому что Око летело в Джарена. Оно могло лишить его магии – опять – и на этот раз шансов вернуть ее не будет. Он потеряет не просто силы, но и право на трон. А этого Кива не могла принять, не могла допустить.

Так что она бросилась наперерез кинжалу.

Боль – обжигающая, ослепляющая боль пронзила ее, и она тяжело упала на мост, но не только глубокая рана в животе была причиной той боли; в венах, застывая льдом, кричала магия. Она чувствовала, как Око высасывает ее, чувствовала, как дар покидает ее, как его крадут.

А потом он пропал. За секунду, сразу, будто его и не было никогда.

Кива всхлипнула, но не успела ни оплакать потерю, ни обеспокоиться онемением, которое расползалось от раны. Вместо этого она испугалась – ведь Джарен должен был уже добежать до нее. А Наари – подняться. Даже Креста подоспела бы к ней.

Но Кива осталась одна, мост был тих и недвижен…

И заполонен тенями.

«Нет!» – внутренне охнула она, когда к ней подошла Зулика с победной безумной улыбкой.

Киве так и не удалось сломить ее, магия смерти была все так же сильна.

Кива снова всхлипнула, на этот раз не только от боли и от утраты, но еще от отчаяния.

Потому что она проиграла.

А теперь ей и отдать было нечего, потому что целительский дар исчез навеки.

Зулика остановилась и присела рядом с Кивой, издевательски-ласково провела пальцем по ее лицу.

Кива не могла отползти – слишком ослабла, слишком сильна была боль. Сумела лишь прижать руки к животу, пытаясь остановить кровотечение.

– Как глупо… – проворковала Зулика. – Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне жаль, что все так обернулось. Если бы ты примкнула ко мне, все было бы иначе.

Кива зашлась кашлем, кровь пузырилась на губах и текла по подбородку.

Она знала, что это означает.

Знала, что времени у нее немного.

… И знала,