«А на самом деле всем следовало бы понести наказание!»

Ахия заставил себя успокоиться. Очистив царский дом, он призовет на путь истинный и всех остальных. Значит, все усилия предстояло направить на главную цель – царя.

Итак, одного того, что царевна ходила в языческие храмы, не хватало. Но царевич Ровоам также признал, что его сестра посещала Рощу. И вот за это Ахия вполне мог требовать казни для нее. «Царевна из дома Давидова погрязла в распутстве, отдаваясь каждому встречному, посвятив собственное тело Звезде Утренней!» Ахия содрогнулся и сплюнул: от нечистых образов, пятнающих его разум, тошнота подступала к горлу.

Что ж, там ее и следовало захватить врасплох, посреди грязи и распутства, а потом протащить через весь город и швырнуть, обнаженную, к ногам отца. Закон, ясный, как прозрачная вода, гласил: за это ее ждет смерть. Царю Соломону пришлось бы пожертвовать дочерью или отказаться от трона.

Ахия улыбнулся. Разве хваленая мудрость царя найдет выход из этого тупика?

Песнь Ваалит

Со временем мне начало казаться, что о тайном плане Ахии покрыть меня позором знает чуть ли не весь город. И объяснялось это кристальной честностью самого пророка. Для него любая клятва была нерушимой. Следует признать: дав слово, Ахия никогда не нарушал его и не брал назад. Он делал то, что обещал, а если клялся сохранить тайну, то никогда она не слетала с его языка. И ему не пришло в голову, что люди, которых он призывал к молчанию, не посчитают клятвопреступлением, если ночью на супружеском ложе вполголоса расскажут весь этот план женам. Или что Ровоам примется разрушать собственные замыслы, хвастаясь направо и налево, что его заносчивую сестру скоро низвергнут и вываляют в грязи.

Поэтому случилось так, что я задолго до полнолуния узнала о решении ворваться в Рощу Звезды Утренней, причем уже тогда об этом говорили многие. Мне рассказала Ишваалит, сестра одного из друзей Ровоама. Ее брат Атаниэль выслушал хвастливые речи царевича, похвалил его, сказав, что даже Соломон со всей своей мудростью не придумал бы ничего лучшего, а сам поспешил к сестре.

Атаниэлю не было дела до меня, зато сестру он любил, а Ишваалит каждое полнолуние ходила в Рощу. Атаниэль очень за нее боялся, поэтому предупредил, что в ближайшее полнолуние в Рощу идти не нужно. Ишваалит поняла, что за этим что-то кроется, и вытянула из брата весь план от начала до конца, а потом пошла прямо ко мне.

– Мы должны поговорить, – сказала Ишваалит.

– Прекрасно, – ответила я и пригласила ее в свой сад.

Но Ишваалит отказалась.

– Лучше нам сесть у фонтана в общем саду.

Да, фонтан был любимым местом для таких разговоров: слова, сказанные под пение его неумолчных струй, уже за три шага не смог бы расслышать никто посторонний. И я поняла, что она хочет поделиться тайной, ведь для этого нет лучшего места, чем у всех на глазах. Я улыбнулась, обняла ее за талию, и мы, как сестры, пошли через коридоры и галереи в сад.

– Что ж, – сказала я, когда мы устроились у фонтана, – рассказывай.

Со мной и раньше делились секретами, и я не ожидала от Ишваалит ничего особенного.

– Твой брат, Ровоам, замышляет тебя погубить.

– Как всегда, – улыбнулась я. – Он счастлив, лишь когда вредит другим.

– Это не смешно, царевна, – сказала Ишваалит, а сама улыбнулась мне, чтобы окружающим казалось, будто мы обмениваемся невинными шутками. – На этот раз он хочет твоей смерти.

Окаменев, я слушала рассказ Ишваалит о том, как Ровоам хвалился своими замыслами и как Атаниэль предупредил ее. Я знала, что брат ненавидит меня, но чтобы до такой степени… Что я ему сделала? Я даже не могла соперничать с ним за трон, ведь, как он часто презрительно замечал, я была лишь девчонкой.

Ишваалит закончила свой рассказ, и я заставила себя рассмеяться, качая головой, словно выслушала очень остроумную шутку.

– Не понимаю, что задумал пророк, – сказала я, – ведь ты же знаешь, что я не хожу в Рощу по ночам.

Я была в Роще Звезды Утренней лишь однажды днем и увидела только ухоженный сад – долину, засаженную гранатовыми и оливковыми деревьями. Лунный свет не призвал меня, и по ночам я не возвращалась.

– Я лишь рассказываю тебе то, что мне передал брат. – Ишваалит наклонилась ко мне и накрыла мою руку своей. – Я тоже не знаю, что задумал пророк, но, пока не закончится полнолуние, пей лишь то, что разделяют с тобой другие, и держи при себе лишь тех, кому доверяешь как себе.

Я пообещала, что так и поступлю. Ахия и Ровоам надеялись, что, если дикарка-царевна ходит где вздумается, несложно будет поймать ее и притащить в Рощу. Меня силой напоили бы снотворным зельем и оставили там голой, а потом прибежали бы возмущенные простофили, неотесанные ревнители чистоты…

Что ж, теперь я все знала и не собиралась выходить за пределы своих владений, пока они не начнут действовать и пока этот план не провалится.

– Да, я буду осторожна. Ступай в храм и передай жрицам Звезды Утренней, что в это полнолуние их богине лучше всего воздать хвалу целомудрием. Сами пусть закутаются в покрывала, если будут служить ей при лунном свете. А дочерей Закона предупреди, чтобы совсем не появлялись там.

Я понимала, что если Ахия не сможет поймать меня, то с радостью притащит на суд любую захваченную там девушку и будет требовать, чтобы ее побили камнями. Отец такого не допустит, но все равно следовало избегать открытой стычки царя и пророка.

– Я предупрежу их, – пообещала Ишваалит.

И мы остались сидеть у фонтана, болтая о том о сем, пока не подошли пять-шесть отцовских жен погреться на солнышке. Мы вступили в разговор, словно бы очень заинтересовались их сплетнями, и наконец, отвлекшись от техники вышивания, которую показывала Ахиноама, я увидела, что Ишваалит ушла. Улыбнувшись, я принялась хвалить мастерство мачехи, надеясь, что и впрямь так умна, как мне иногда говорили.

Ведь в ответ на замысел Ровоама в моей голове родился план, дерзкий и опасный. Но он мог послужить ключом к дверям моей темницы.

«Лишь ты сама можешь освободить себя», – сказала мне царица Савская, и теперь я понимала, что это правда. Понимала я и еще одно: если я не смогу сама прийти к ней, совершив какой-нибудь значимый поступок, она не будет меня ценить. Савское царство искало царицу, которая сможет править после Билкис, а не девочку, присланную в подарок, словно юная невеста для престарелого мужа. Но я не видела достойного способа попасть в Саву.

Отец не согласился ни на просьбу царицы Савской, ни на мою. Оставался побег.

Я могла сбежать. Последовать за гостями, когда они отправятся в обратный путь, и надеяться, что меня не отдадут вооруженному отряду, который отец отправит в погоню. «Да, пусть ради меня разгорится война. Хороший выход, нечего сказать». Я не могла отплатить так своему отцу за его любовь, а царице за ее уроки. Стравить два народа, перекрыть торговый путь в Землю Пряностей – да, то, что нужно для песни о смертях и великих сражениях. И совсем не то, если хочется править, заботиться о стране, преумножать ее процветание и приносить покой.