Это весьма интересное упоминание о приезде псковичей на суд к владыке в Новгород. Возможно, Иона не только разбирал «святительские» дела, но и способствовал освобождению из заключения псковичей, за которых хлопотали послы.

После того как псковское посольство отъехало на Москву, владыка Иона прислал в Псков грамоту «чтобы ко мне оу Великои Новъгород священници или диакони удовыа на оуправлениа ехали»[1043].

Вспомним, что даже митрополит не возражал против отлучения вдовых попов от службы. Новгородский же владыка Иона за плату разрешил вдовым священникам служить в псковских храмах, то есть открыто занялся симонией.

Псковский летописец с возмущением пишет: «И теми часы к немоу священници или диакони удовии начата ездити; а он оу них нача имати мздоу, в коего по рублю, в коего полтора, а их всех посполоу без востягновениа нача б лагос лов л яти, пети и своити им грамоты дроугыа и ста нова ис тоа мзды за печатми давати, а не по святых отец и святых апостол правилом, како ся сам ко всемоу Псковоу обещал по Наманаканоноу правити о всякой церковной вещи, о священникех вдовствоующих. То паки ведаеть бог»[1044].

В этот раз жители Пскова смирились со всеми требованиями новгородского владыки, но впоследствии, после присоединения Новгорода к Москве, в 1494 г. в Пскове «оставиша оудовых попов от службы»[1045]. Псковичи в конце концов все же настояли на своем.

В 1470 г. владыка Иона умер и по завещанию был похоронен в Отенской обители, в созданном им храме Святого Иоанна Предтечи.

Псковский летописец прокомментировал смерть Ионы как наказание грешного архиепископа за «сребролюбие»: «И по том владыка Иона, не много побыв, преставися к богоу, месяца ноября в 4 день, того же лъта, в 8 месяц. Яко же речеше инде: сан светлостию не оумолен бывает ни всего света богатством, како о души не сътворит измены тако и о смертной чаши»[1046].

Эта суровая мораль противопоставляется хвалебному славословию новгородского жития Ионы. Безымянный автор-новгородец писал о покойном владыке, что «не только московские великие князья питали сильную любовь к этому преподобному, но и тверские, и литовские, и смоленские, и полоцкие, и немецкие, и другие все, и все соседние земли во все время его епископства крепко любили его, и в мире жили с Великим Новгородом и со всеми его пределами. А земля Новгородская пребывала в полной тишине, и не слышно было войн во все дни архиепископства его»[1047].

В Новгороде кончину владыки действительно восприняли с большой скорбью. Его смерти, согласно новгородской летописи, предшествовали печальные предзнаменования: текли слезы из иконы Святой Богородицы в церкви Святого Евфимия и из иконы святого Николы в церкви на Микитиной улице; словно бы плакали тополя на Федорове улице.

Памятниками тринадцатилетнего святительства Ионы остались сооруженные им церкви: в Новгороде — во имя преподобного Сергия Радонежского, в Отенской обители — во имя Трех Святителей, во имя святого Иоанна Предтечи и пустынножителя Онуфрия. На месте деревянной церкви-однодневки, построенной во время моровой язвы, Иона после прекращения болезни выстроил каменную церковь во имя святого Симеона Богоприимца.

Вероятно, во время правления владыки Ионы в Новгороде в храме Святой Софии была установлена деревянная резная скульптура святого Георгия. В 1464 г. в Москве известный скульптор и зодчий Василий Дмитриевич Ермолин изготовил большую каменную скульптуру святого Георгия, которую поместили на Спасскую башню Кремля. Позднее подобные деревянные скульптуры Георгия были вырезаны для Ростова и Юрьева-Польского. Установка скульптуры главного святого покровителя Москвы в новгородском храме Святой Софии был жестом доброй воли владыки Ионы. Новгородская скульптура Георгия была создана явно по образцу работ московского мастера, а возможно, его учениками.

Иона Отенский продолжал линию своего предшественника, обустраивая резиденцию архиепископов — Владычный двор. Продолжил Иона и еще одно дело Евфимия II — реставрационное строительство церквей. В 1460-е гг. архиепископ освящал храмы, построенные на старой основе — Воскресенскую церковь на Мячине (1463), церкви святого Дмитрия (1462), Святых Козьмы и Демьяна (1464), Благовещенскую церковь (1466). На территории Детинца владыка на свои средства построил храмы на старой основе — церкви Святого Владимира (1461), святой Анастасии (1463) и Положения пояса (1464).

«Повесть об Ионе, архиепископе Новгородском», созданная либо во время присоединения Новгорода к Москве, либо уже после, приписывает владыке пророческий дар. Якобы он предсказал князю Ивану Васильевичу «свободу от Ордынского царя» и распространение его власти на многие страны. Автор повести вложил в уста Ионе горестные слова о том, что близкая гибель Новгорода кроется в нем самом — «усобицы их смятут их и разделение их низложит их».

Урожайные годы при Ионе, согласно «Повести», новгородцы относили за счет его святости, как иногда им случалось обвинять архиепископов за недород[1048]. В этой вере сохранилось языческое отношение народа к своему вождю или жрецу. Ученый-этнограф Д. Фрэзер убедительно доказал, что «на определенной стадии развития общества нередко считается, что царь или жрец наделен сверхъестественными способностями или является воплощением божества, и в соответствии с этим верованием предполагается, что ход природных явлений в большей или меньшей степени находится под его контролем»[1049]. Владыка Иона, мастерски владевший клерикальной магией, умело поддерживал такое к себе отношение новгородцев.

Вероятно, Житие Ионы было создано в Отенском монастыре. На эту мысль наводит особое внимание автора жития к «свободной» грамоте, которую по просьбе Ионы даровали обители великие князья. Автор жития как бы напоминал князю Ивану Васильевичу о нерушимости этой грамоты: «И пусть в будущем также помнит князь о монастыре своем — об Отенской пустыни, и дарует ей грамоту свободную, и суд свой установит по грамоте, данной монастырю его отцом, и печатью скрепит. Услышав такое наказание от архиепископа и вняв с радостью его просьбе о монастыре, князь Иван исполняет ее, даруя и собственную грамоту монастырю вслед за грамотой отца. Утвердил он свободу и суд свой монастырю, как и прежде в грамоте отца его, князя Василия, было. И скрепили грамоту позолоченною печатью с изображением князя, дабы повеление его было непоколебимо».