— Мы победим на выборах, выпьем в победную ночь шампанское, и я первый скажу вам: «Свободны. Исчезайте в «иную жизнь». Не бойтесь ехать во Псков. Не бойтесь садиться в ладью. Не бойтесь плыть на остров». Вы, должно быть, не знаете, о каком острове идет речь. Посреди полноводного Псковского озера находится остров Залит, где сорок лет проживал в своей келье чудесный старец. Его святая звезда светила из озерных туманов на всю Россию, и всякий мечтал припасть к его старенькой рясе. Четыре года, как его не стало, но могила его святая. На ней творятся чудеса, исцеляются люди, прозревается будущее. Наш уважаемый Президент задумал побывать на острове, но когда сел в ладью, случилась буря, поднялись огромные волны, остров заволокла непроглядная мгла, и катер Президента не мог причалить. Вернулся ни с чем обратно. Видно, не угоден был старцу этот визит Президента…

Подбородок Потрошкова обрел изысканную форму параболоида, в котором трепетал луч света. Это напоминало колкую световую иглу, застывшую в хрустальной чаше. Стрижайло, зачарованный видоизменением форм, неутомимым превращением объемов, тем не менее, испытал глубинную тревогу, рожденную упоминанием о Президенте. Неясное, тревожащее, беспокойное чудилось Стрижайло в этом упоминании. Скрытая тайна отношений Президента и Потрошкова, та что заставила его в клубе «Морской конек» перехватить взгляд Потрошкова, брошенный на Президента Ва-Ва. Прозрачный световод, похожий на мартовскую сосульку, был спрятан в домашнем морозильнике, требовал тщательного изучения. Но только не теперь, не сейчас, когда он сам, подобно световому лучу, трепетал в овальной глубине параболоида.

— Предстоит съезд компартии, на котором Дышлову будет нанесен последний удар. По вашей просьбе я послал сотрудников в Лондон, где они записали и отсняли встречу Верхарна с Кресом. Возьмите кассету и отнесите ее Карапузову. В своей программе «Момент глистины» он иногда выполняет наши скромные поручения…

В подбородке Потрошкова раскручивалась бесконечная спираль, олицетворяя идею вечного развития. Была образом хороводов, которые водили во Вселенной галактики. Являла символ циклотрона, в котором раскручивалась и набирала световую скорость частичка атома, прежде чем выстрелить в мироздание. Стрижайло и был той частичкой, которую раскручивала могущественная воля Потрошкова, готовилась метнуть в бесконечный Космос. И он был послушен, благодарен, испытывал благоговение, видел в нем Повелителя и Отца.

— Теперь мы расстанемся, чтобы скоро встретится вновь, — с этими словами Потрошков передал Стрижайло видеокассету, и тот, как лунатик, покинул белый милицейский «форд», пересел в свой темно-синий «фольксваген».

Это предполагало продолжение кропотливой работы с телевидением. Как тонкому профессионалу, Стрижайло было известно, что эта зеленоватая стеклянная призма в районе «Останкина», с высоким шприцем, пронзающим московское небо, с недавних пор превращена в филиал ФСБ. Усилиями Потрошкова здесь развернута биологическая лаборатория по выращиванию секретных цветных червей, способных продуцировать особые электромагнитные поля. Каждое из этих полей, воздействуя на психику человека, порождает реакции, управляющие душой. Эти тонкие «пси-поля», модулируя электромагнитную волну передатчиков, смешиваются с информационными потоками телеканалов, уносятся в мир, порождая в нем грандиозные вихри, психологические бури, повергая целые регионы в коллективное безумие, или необъяснимый восторг, в ожидание конца света или предчувствие грядущего Мессии. Эти удивительные эффекты, вначале опробованные на животных, затем на заключенных, затем на космонавтах, в конце концов, получили массовое распространение. С их помощью власть управляла строптивым, непредсказуемым народом, все еще помышляющим о «национальной идее», а потому особо восприимчивым к воздействию «пси-излучения».

Принцип модулирования был чрезвычайно прост. В студию, во время передачи, биологи в белых халатах и масках приносили банку червей и ставили ее так, чтобы она не попадала в кадр. Излучение наполняло студию, проникало в душу телеведущих, операторов, режиссеров, всех участников передачи. Пропитывало помещение, оптику, микрофоны, режиссерские пульты, проникало в тяжеловесные кабели передатчиков, наполняя останкинскую иглу мерцающим призрачным светом. Срываясь с вознесенного острия едва различимым фонтанчиком ужасов.

Каждый вид червей выводился по особой методике, с помощью особых кормов. Их окраска объяснялась цветом выделяемых газов. Каждая полупрозрачная, извивающаяся особь напоминала неоновую трубку, в которой разноцветно и призрачно светился газ. Некоторые из огромных, горящих в московском небе реклам, те, что слегка пульсировали, производя на зрителя галлюциногенное воздействие, были ничем иным, как выращенными в той же лаборатории громадными червями, воспроизводящими наименование фирм: «Самсунг», «Макдональдс», «Икея», «Рамстор».

В студию программы новостей биологи в скафандрах заносили банку водянистых голубоватых червей, выращенных на трупах бомжей, на обезображенных телах чеченских террористов, на неопознанных фрагментах тел из ростовской криминалистической лаборатории. Ставили сосуд поодаль, наблюдая, как извиваются студенистые существа, наполняя помещение призрачной голубоватой смертью. Очаровательная дикторша с перламутровыми губками, изящным маникюром, сжав теплые колени, с возбуждающей тяжестью переполнявших бюстгальтер грудей, начинала информировать о происшествиях в мире. С экрана в квартиры телезрителей валились трупы, падали четвертованные тела, хлюпали утопленники, шмякали обгорелые мертвецы, залетали дети с разбитыми головами и матери с рассеченными чревами. Отдельно, как экспонаты коллекции, преподносились выколотые глаза, разорванная печень, лежащие на клеенчатой подстилке аккуратно отрезанные мужские гениталии. Страна впадала в ужас, который был благоприятным фоном для проведения «реформы ЖКХ».

В студию поп-музыки заносили банку, в которой клубками свивались огненно-красные черви, с мучнистыми головками и заостренными зеленоватыми хвостиками. Их выращивали на постельном белье, принадлежавшем престарелой, одутловатой поп-звезде, десятки лет демонстрирующей публике свои венозные ляжки. Белье хранило следы непомерной похотливости, привлекавшей молодые музыкальные дарования. Желая преуспеть в шоу-бизнесе, они совершали ритуальное восхождение на ее любовное ложе. Черви в банке извивались, как певицы и танцоры из «Фабрики звезд». Телеведущие непроизвольно начинали с силой сжимать и разжимать колени, доводя себя до исступления. Население страны впадало в сексуальное безумие. Школьники пятых классов насиловали соседок по партам. «Зэки» мастурбировали в бесчисленных зонах. У ведущих из «Школы злословия» сквозь утомленные хрипловатые басы прорывался русалочий смех. А лидер либерал-демократов в Думе застревал в деревянной трибуне, норовя проткнуть ее тесные дубовые доски. Этот сексуальный угар служил благоприятным фоном для проведения «монетизации льгот», когда министр здравоохранения казался возбужденным детородным членом, — впрочем, не человеческим, а птички-колибри.

Черви едкого, цыплячьего цвета, пугающие своей желтизной, перетянутые черными колечками, как на трико у цирковых жонглеров, выделяли газ истерического беспричинного хохота. Стеклянная реторта с этими вьющимися особями устанавливалась в студиях во время юмористических программ. Черви выращивались на сложном экстракте, куда входила увлажненная перхоть юмориста с армянской фамилией, капельки жира с лысины толстенького одессита, ушная сера задорного хохмача, с добавлениями мышиного помета, лягушачьей икры и гормональных вытяжек из гипофиза гамадрила. Черви, похожие на ярко-желтые ползучие стебли, производили неотразимое воздействие на основную массу населения. Люди ржали, гоготали, истерически смеялись часами, днями, неделями, оставляя свои занятия, предаваясь безудержному, беспричинному смеху. Падали на спину и конвульсивно дергали ногами и руками хлеборобы в полях и сталевары у мартен. Заразительно смеялась мать, потерявшая ребенка. Хохочущие «омоновцы» били палками хохочущих демонстрантов. Бандит, содрогаясь от смеха, приставлял паяльную лампу к смеющейся груди пытаемого. Министр обороны со смехом обходил гогочущий строй колченогих солдат. Министра иностранных дел, дергаясь, как от колик, подписывал передачу Китаю очередной порции приграничных островов. Смеющийся священник отпевал улыбающегося в гробу покойника. Вся страна от океана до океана, умирая от голода, замерзая в домах, просовывая голову в петлю, приставляя к виску пистолет, безудержно гоготала под воздействием желтого дурмана, источаемого кольчатыми «червями смеха». Именно, лопаясь от смеха, народ согласился на десятикратное повышение цен на бензин, на передачу лесов и водоемов в частные руки, на размещение американских морских пехотинцев вокруг российских ядерных объектов.