но только в одном. Я совсем недавно вспомнила, кто стрелял в меня. Я видела его: молодой человек, очень смуглый, по виду латиноамериканец. Это был не Дэвид Стюарт.

Прокурор опешил от столь неожиданной и вопиющей лжи – он не предполагал, что у бессовестной мисс Уэйн хватит наглости выдумать такое. Он тут же задался целью разоблачить ее во что бы то ни стало.

– Помните, вы находитесь под присягой, вы дали клятву на Библии. Вы утверждаете, что в вас стрелял не Дэвид Стюарт?

– Нет, это был не он, – без запинки отчеканила Джемми, – я уверена в этом.

– А я думаю, что вы лжете, мисс Уэйн. Вы не можете быть беспристрастной из-за интимных отношений с обвиняемым, – заявил прокурор, отбросив все понятия о судебной этике, и повернулся к залу. – Более того, она даже способна сознательно покрывать его преступные действия. Мы не вправе доверять суждениям мисс Уэйн.

– Вы смеете обвинять меня во лжи?! – вскричала Джемайма звенящим от ярости голосом. – Вы хоть понимаете, что мне пришлось пережить? Я была на девятом месяце беременности! Мои дети-близнецы чуть не погибли! Я потеряла много крови и чуть не умерла в больнице, я могла оставить их сиротами! У меня до сих пор адски болят швы. И вы говорите, что я обманываю! Из-за чего? Да ни один мужчина в мире не стоит этого!

Актерский дар Элеоноры пробудился в Джемайме очень вовремя, и она бурно разразилась слезами оскорбленной невинности, не вызывающей ни тени сомнений, безошибочно используя свое женское оружие. Дэвид смотрел на Джемайму во все глаза, и даже он не распознал невиданного масштаба ее лжи, хотя был единственным, кто знал правду. Дэвид подумал, что шок от пережитого исказил ее воспоминания, внушил ложные образы – другого объяснения он не находил. Это было потрясающее по своей игре выступление одной актрисы, достойное премии «Оскар».

Глядя на исступленно рыдающую Джемайму, судья не выдержал и ударил молотком.

– Что вы творите?! Я не позволю превращать зал суда в балаган! Обвинитель, прекратите давить на свиде- теля!

Джемми аккуратно вытерла слезы платочком и в праведной экзальтации воздела руку, подчеркивая весомость слов, которые готовилась изречь. Все обратили внимание, какая бледная и худая эта рука, движимая как будто одной силой духа, и было сейчас в Джемайме что-то от ее прабабушки Кресенты, когда ту судили как ведьму. Джемми непроизвольно распрямила спину, заметно ссутулившуюся от постоянного сидения над книгами, и будто бы сразу переросла сама себя. Она вздернула упрямый подбородок с ямочкой, и в ее слегка прищуренных глазах, словно нацеленных сразу на всех присутствующих, заплясали разъяренные огненные чертенята, поневоле зачаровывая танцем смерти.

– Ничего, ваша честь, я спокойна, и мне есть что добавить, – зловеще выдала она, черпая силы где-то за незримыми пределами жизни, и эта потусторонняя, сверхчеловеческая сила придала ее голосу гипнотическое воздействие. – У меня имеются доказательства, я хотела приберечь их до самого конца, но, думаю, время пришло. Это результаты баллистической экспертизы. Пуля, которая ранила меня, была выпущена из того же пистолета, из которого убили Терезу Дэвис. И человек, который стрелял в меня, не был Дэвидом Стюартом. Прошу приобщить это к материалам дела.

Шум, который пронесся по залу, был оглушителен, словно разорвалась бомба. Неослабное внимание, обращенное к Джемайме, иссякло, как только она высказалась и с триумфом замолчала. И теперь зрители, уставшие от непредвиденных поворотов событий, принялись оживленно переговариваться и обмениваться мнениями. Дэвид не сводил с Джемаймы взгляда, любуясь ею с непреходящим изумлением и восторженным страхом. Она никогда не казалась ему такой красивой и столь пугающей. А Джемайма между тем возвысила голос, перекрывая неумолчный шум и стук молотка судьи, призывающего к порядку в зале суда.

– Более того, все забыли тот факт, что посмертная экспертиза тела Терезы Дэвис показала: она перед смертью занималась сексом. И биологический материал не принадлежал ее мужу Дэвиду Стюарту. Подсудимый невиновен. Он изначально был арестован по ошибке, следовало искать того, другого, неизвестного любовника Терезы Дэвис. Я требую рассмотреть эти материалы и освободить обвиняемого в зале суда.

Воздух вокруг нее накалился, и, хотя всеобщее внимание оставалось по-прежнему прикованным к неподвижной фигуре адвоката, истинная Джемайма была сейчас воплощена в голосе, что призрачно витал под сводами зала суда и пронзительно проникал в каждое человеческое существо, как нож в сердце.

– Объявляется перерыв в заседании! – возвестил судья, осознавая спонтанность и неразбериху сегодняшних событий. – Заседание возобновится завтра. Мисс Уэйн и мистер Рейс, зайдите ко мне в кабинет.

Джемайма с достоинством повиновалась и опередила спотыкающегося от тупой злобы государственного обвинителя, который едва поспевал за ней.

– Что за спектакль вы устроили? – начал без предисловий судья. – Газетчики теперь никому проходу не дадут!

– Ваша честь, разве вы не понимаете, что она лжет? – негодовал прокурор Рейс.

– Видит Бог, я не произнесла под присягой ни слова лжи, – возразила Джемайма, демонстрируя полное самообладание. – А вот о вас мне есть что сказать судье, господин прокурор, и это тоже будет чистейшая правда. Мне известно, что Уилбур Дэвис посулил вам баснословную взятку, в десять раз превышающую ваш обычный гонорар, если Дэвиду Стюарту вынесут смертный приговор. Пристрастны в данном случае вы, а не я.

Судье до смерти надоело это сложное дело, как и все его участники: и занудный прокурор, и экзальтированная девица-адвокат. Он знал, что осталось провести всего несколько слушаний, чтобы закрыть дело. И хотел уладить все, не выходя из своего кабинета, продолжить судебное заседание с учетом новых обстоятельств. Тогда сегодняшний допрос превратится просто в пустой летучий скандал, раздутый газетами, и не отразится на его репутации справедливого судьи. Он не стал углубляться во вздорные споры противников и усталым голосом постановил:

– Я намерен проверить подлинность материалов, предоставленных мисс Уэйн, и, если с ними все в порядке, приобщить их к делу. А дальше будут решать присяжные.

Через несколько дней жюри присяжных единогласно оправдало Дэвида Стюарта, и его освободили в зале суда под аплодисменты зрителей и вспышки фотоаппаратов журналистов. Джемми прилюдно не показывала своей радости – она с озабоченным видом улаживала последние формальности и держалась отстраненно. Победа Джемаймы была предрешена с самого начала, когда она бросила на всеобщее обозрение не только результаты трудов и свою неотразимую гениальность, но и затаенные чувства, не отрекаясь от них в угоду обстоятельствам. Она была неутомима, открывая в себе все новые незатронутые резервы, и ни разу не уступила, даже когда многое свидетельствовало против нее. Джемайма постоянно изыскивала всевозможные способы защиты, не стеснялась в средствах и никогда не сдавалась. За этот год