первом большом бою понесла серьезные потери. Во многих местах бойцы отступили, сдав окончательно городок Гаврюс. На других позициях, например в Нуайе, поддержанные танками СС, они переходили в контратаки. Противнику, несмотря на все его усилия, не удалось прорвать нашу оборону. Там, где англичанам уже не противостоял ни один немецкий солдат, они не решались идти в атаку, самостоятельно приняв решение, как делали мы. Пехота противника также понесла серьезные потери от огня тяжелых пулеметов наших пехотинцев, артиллерии и танков. После того как большое наступление завершилось, противник продолжал ежедневно, до конца июля, наносить удары по нашим оборонительным позициям силами взвода, роты и батальона. Однако позиции удалось удержать.

В госпитале 20 июля нас потрясло известие, переданное по радио, о покушении на Гитлера. Мы не понимали, как в подобной обстановке, когда противнику здесь в Нормандии удалась высадка, а на Восточном фронте каждый день русские могли начать масштабное наступление[132], как можно было идти еще и на риск гражданской войны. Нас ничто уже не могло задержать в госпитале. Выздоровевшие наполовину, 22 июля мы прибыли в дивизию. Неприятельские самолеты, непрерывно находившиеся в воздухе, словно намекали на то, что нам еще предстоит. Несколько раз нам приходилось спешно покидать машины, когда нас начинали обстреливать пикировавшие истребители-бомбардировщики.

Генерал Юнк обрисовал нам обстановку и рассказал о ходе боевых действий начиная с того времени, когда он принял командование дивизией. 17 июля в дивизии побывал фельдмаршал Роммель, на обратном пути он попал под огонь вражеских самолетов.

Снова надо было быстро привыкать к особым условиям театра военных действий. Местность давала редкую возможность для укрытия; здесь было множество садов, густо растущие плодовые деревья разделяли изгороди. С воздуха хорошо просматривались только дороги. Деревянные дорожки между изгородями позволяли быстро выстраивать резервы и перемещать командные пункты, передвигаться на машинах. Выдвижение и снабжение резервов на открытой местности на правом, впоследствии ставшем левым фланге грозило большими потерями. Пехота должна была занять одиночные стрелковые окопы, иначе ее могли уничтожить при обстреле из штурмовых орудий или своих же танков. СС располагали мощными бронебойными пушками. Обергруппенфюрер Биттрих по-дружески помогал бедной пехоте, конные упряжки которой особенно бросались в глаза, предоставляя свои моторизованные средства передвижения. С их помощью можно было перевезти гораздо больше грузов, особенно боеприпасов.

Мы еще раз обсудили последствия покушения, и нам стало ясно, что только здесь мы можем сражаться с врагом. Командование 1-го и 2-го танковых корпусов СС также предпочитало открытое танковое сражение позиционной войне. Биттрих заявил, что они в таком случае не стали бы обращаться к Гиммлеру, хотя и обязаны были по рации ежедневно докладывать непосредственно ему об обстановке.

Снова мы, непритязательные пехотинцы, могли только с завистью смотреть на то, как Гитлер предоставлял лучшее оружие и отборных молодых бойцов соединениям СС за счет пехоты. Я сделал предложение Биттриху обменять тридцать молодых пекарей из моей роты на его тридцать пекарей, чтобы у него был хлеб лучшего качества. Такой обмен не удался, потому что и они подчинялись только Гиммлеру.

Я побывал на позициях и попросил полковника Хамбека показать мне местность, где разворачивалось большое наступление. Завывание и гром тяжелых корабельных орудий, которые было слышно даже здесь, я никогда не забуду. Нас к тому же неожиданно забросали минометными минами, причиной тому был, возможно, наш громкий разговор. С каждым днем редели ряды наших бойцов, хотя и предпринимались попытки пополнить их солдатами службы тыла. Тяжелые потери в начале сражения заставили нас закрывать стрелковые ячейки досками. Я предложил это сделать для второй линии наших оборонительных позиций к югу от Эвреси – Нёйи – Ранни, работы вели резервный батальон, полевой запасной батальон, саперы и обозные. Артиллерийский огонь наших полковых батарей и соседней дивизии был эффективен.

Авиационной поддержки для сухопутных частей больше не было; только изредка нам удавалось увидеть, как последние немецкие самолеты храбро идут в бой на врага. Сильный зенитный огонь за нашей линией фронта не давал снизиться авиации противника, препятствуя его воздушным атакам.

Несмотря на многочисленные обрывы линий связи командования и артиллерии, батальон связи и другие подразделения связистов справлялись со своими задачами. Тяжелое положение сложилось с расходом боеприпасов, у противника этот показатель был в десять раз больше, чем у нас. Следствием этого были значительные потери среди передовых корректировщиков огня артиллерии. Они больше не хотели пользоваться своими телефонами, потому что прошел слух, что англичане применяют пеленгаторы, чтобы определить их местоположение. В действительности и без телефонной связи артиллерийский огонь противника был подавляющим. Когда наблюдательный пункт попадал под сильный обстрел, объяснялось это тем, что наблюдатели зачастую сами по телефону сообщали о своем местоположении. Что самое интересное, англичане были тоже охвачены «пеленгаторским психозом». Мы захватили одного английского наблюдателя, у которого был приказ командира его дивизии, в котором говорилось о том, что у немцев, по всей видимости, нет пеленгаторов, поскольку, как было неоднократно замечено, они пользуются только телефонными аппаратами при корректировке огня.

По сравнению с потерями среди наблюдателей потери артиллеристов были невелики. Английская артиллерия выглядела примитивной. Утром с их стороны начинался обстрел всей территории, где находились наши огневые позиции, при этом расходовалось большое количество снарядов. Противник не намечал конкретные цели, не вел воздушное наблюдение и не применял какие-либо другие виды современной артиллерийской разведки, как делали мы на Восточном фронте. Зная все это, мы никогда не открывали огонь по англичанам только из орудий одной батареи, но из всех орудий, используя это как «акустическую маскировку». Немецкие канониры изучили повадки англичан, и, когда противник открывал огонь, который навевал на них сон, они ложились спать. За несколько недель ожесточенных боев было повреждено только одно орудие.

В конце июля дивизия без боев отошла на вторую линию обороны. Этой передислокации противник не заметил и не помешал ей; только в последующие дни он медленно проследовал за нами. Дивизия начала обустройство новых позиций по линии р. Орн – петля севернее Тюри-Аркур – к югу от долины небольшой речки в сторону Вале – севернее оконечности леса до Рукан. Мы лишились надежной противотанковой обороны с отходом 2-го танкового корпуса СС, который должен был участвовать в контрнаступлении под Авраншем. На его место прибыл 58-й резервный танковый корпус генерала Крюгера. Уже 3 августа были оставлены позиции на переднем крае обороны, к югу от Одона, из-за угрозы со стороны противника нашему отдаленному левому флангу. Дивизия совершила ночной марш, снова незаметно для противника, под прикрытием арьергарда, остававшегося на 2-й линии. Теперь справа от нас располагалась 271-я дивизия генерал-лейтенанта