Киар поймал его взгляд – и счастливо улыбнулся.

– Ты сказал – защищай тех, кто дорог! – крикнул он. – Я и защитил! Всех! И этого вот тоже!

И с этими словами он выпростал руку из-за пазухи: на ладони у него лежала ящерка, красная, с крылышками.

Она свернулась кольцом, по-птичьи курлыкнув, и задремала.

Кажется, её-то устраивало абсолютно всё.

– Ты сделал всё правильно, – произнёс Алаойш мягко, когда они оказались на достаточном расстоянии, чтоб разговаривать без крика. – Так, как я и сам бы не сумел. Спасибо.

Киар счастливо, по-мальчишески улыбнулся, поглаживая ящерку, дремлющую на сгибе руки… а потом замер как вкопанный.

– Ты кто? – спросил он настороженно. – Как будто бы Алар… но не совсем.

Рейна и Мэв медленно брели по пустыне и взбудораженно переговаривались: не то ругались, не то мирились, не то плакали, а может, всё одновременно; тхарги лениво тащились за ними, связанные одной верёвкой. Тайра остановилась, не доходя ста шагов, и принялась вытряхивать песок из волос – впрочем, она и не могла увидеть то, что заметил Киар.

Движение потоков морт, их напряжённость и цвет – всё то, что отличало одного киморта от другого.

Не торопясь с ответом, Алаойш выпростал из-под рубахи гладкий камень на длинном шнурке. Тёмный и мёртвый прежде, нынче он переливался и сиял – почти как звезда спутника, но всё же иначе. Воспоминания не вернулись совсем, они словно бы оставались за толстой стеклянной стеной, местами помутневшей, и иные из них были совсем тусклыми и размытыми, а другие, наоборот, горели. Однако образы и мысли не переполняли голову, рассеивая внимание, как в последние годы, а сознание прояснилось.

Стало легко.

– Может, и не совсем, – улыбнулся он в ответ. – И всё же это по-прежнему я.

Киар отступил на полшага – так, что его плечо коснулось плеча Илки – и сжал ящерку-садхам чуть сильнее.

– И как теперь тебя называть?

– Хочешь – Алар, – ответил он. – А если хочешь – Алаойш Та-ци. Разницы-то, как ни рассуди, нет.

– У тебя теперь глаза зелёные.

– Да? – удивился Алаойш. Обернулся машинально, потом решил, что не стоит тратить время, чтобы сотворить зеркало, и только рукой махнул. – Зелёные – значит, такие, как раньше были… – И он осёкся, заметив, что Тайра подошла уже совсем близко и, без сомнения, слышала их разговор. – Тайра… Ты не сердишься?

Она взглянула на него гневно, выгнув обе брови, набрала воздуху в грудь, точно готовясь разразиться бранью – а затем кинулась к нему на шею, обняла крепко-крепко и разрыдалась. Рейна сперва замерла в отдалении, ничего не поняла, конечно, но тоже на всякий случай захлюпала носом и полезла обниматься. Расплакалась в голос, запрокинув голову к небу, и Мэв – впервые, кажется, с тех пор как её освободили из плена, а глупые добрые тхарги тыкались ей в плечи и в шею шершавыми носами и примирительно сопели.

Уже позже, когда все наревелись всласть, запили икоту тёплой водой из фляги – Илка-северянка оказалась на диво запасливой – и ощупали друг друга, убеждаясь, что они живы и невредимы, Алаойш усмехнулся мягко и произнёс:

– А теперь к делу.

Со стороны вражеских войск поднималась новая смертоносная волна, третья уже – но теперь это его уже не пугало.

Он точно знал, как с нею справиться.

…Сложно обездвижить тяжёлый камень, несущийся с горы; почти невозможно остановить бурное течение полноводной реки.

Но можно изменить направление – и сил для этого нужно не так уж много.

Алаойш так и поступил.

Со всей округи он стянул морт, затем придал ей форму жёлоба… и попросту позволил вражеской атаке закатиться в этот жёлоб, уйти в небо, а там, в вышине, развеяться многоцветными полотнищами света.

– Красиво, – произнесла Илка хрипло; в её зелёных, как лесные озёра, глазах отражались блики – розовые, золотые, голубоватые, пурпурные. – У нас, на самом-самом севере, в ясные ночи тоже небеса иногда так полыхают. И я, бывало…

И она осеклась вдруг.

«Вспоминает что-то? – подумал Алаойш с теплом. – Что ж, немудрено; киморты никогда ничего не забывают по-настоящему. Даже, как выяснилось, после сброса».

Но вслух он сказал только:

– Вот вернёмся на север и поглядим.

Под началом Радхаба и его дяди собралось почти четыре тысячи человек; пять сотен морт-мечей, полсотни стреломётов и множество всадников и пехотинцев, вооружённых обычными клинками, кнутами и копьями. Если б им довелось схлестнуться в неравной битве с воинством храма, то жертвы и с той, и с другой стороны были бы чудовищными, и Земля злых чудес нескоро бы оправилась от такого горя.

«Ненависть живёт пять лет, – думал Алаойш, огибая вражеское войско по широкой дуге; наскоро сооружённое летучее полотнище хоть и прогибалось, однако держалось в воздухе хорошо и двигалось куда быстрее тхаргов. – Но если её напоить кровью и смертью, то она будет жить, пока не исчезнет последний человек, который способен помнить».

Из нескольких сотен морт-мечей лишь единицы были сделаны толково, остальные перегревались, дрожали и вообще могли разлететься на осколки, если их перетрудить. Но ни один киморт, даже самый могущественный, не смог бы устоять, попади он под их слитную атаку…

Алаойш, впрочем, попадать под удар не собирался.

Невидимый для врага, он облетел войско и завис над ним – примерно на той высоте, какой достигали башни храма; затем собрал зыбкое облако морт, уплотнил его – и обрушил вниз, метя в самую уязвимую часть морт-мечей, в источник их мощи: в камни, вплавленные в рукояти.

Вражеский лагерь наполнился мелодичным стеклянным звоном – это лопались камни.

А затем – удивлёнными криками.

– Половина дела сделана, – удовлетворённо кивнул сам себе Алаойш, хотя всё оружие, пусть бы даже такое скверное, уязвимое, он испортить не сумел: на дюжину сломанных клинков приходился один целый. – Осталась вторая… Ну, это будет проще.

Песок состоит из множества крошечных зёрен; по чистоте им далеко до драгоценных камней, однако морт они впитывают куда охотнее, чем плодородная земля или болотная вода. Опытному киморту ничего не стоит обратить это свойство себе на пользу. И вскоре удивлённые крики сменились испуганными: пустыня, ещё недавно знакомая и надёжная, обратилась ловушкой, и песок с жадностью начал втягивать людей. Кто-то увяз по пояс, кто-то – по плечи… Пожалуй, лишь один на сотню сумел устоять на ногах, в основном те, кому посчастливилось находиться в шатрах или у телег.

А ещё невредимым остался личный отряд Радхаба: безвестный киморт, хранивший его, сумел перехватить потоки морт и изменить вложенное в них стремление, обезопасив своего господина.

«Не Дуэса –