это Симеон Жадовский и Михаил Рассохин. Айфал Никитин управлял двинскими поселениями — огромной страной. Подкупленный прибывшим из Москвы с войском воеводой боярином Андреем Албердовым, Никитин сдал без боя города Торжок, Волоколамск, Бежецк, Вологду, Орлец и принял присягу на верность московскому князю. В следующем 1398 году новгородцы отобрали эти земли назад. У Никитиных был еще брат Иван, его привезли для казни в Новгород. Ивана бросили в Волхов, Айфал как-то сумел бежать в Великий Устюг. К нему из монастыря присоединился Герасим. Во главе отряда устюжан Айфал выступил против новгородцев, но был разбит под Холмогорами. Скрылся в Вятку. Оттуда, вновь соединившись с Жадовским и Рассохиным, двинулся грабить селения по Двине, Сухоне и Югу, то есть нынешние Вологодскую, Архангельскую, Костромскую области. Действуя от имени великого князя московского (титул великого, как известно, пришел в Москву после Куликовской битвы), действуя от его имени, разбойники-вятчане немало навредили в деле воссоединения России. Грабили и Верхнее Заволжье. Разбитые у двинского острова Моржа, вновь бежали в Вятку.

В 1421 году меж них произошла междоусобица, чего-то не поделили. Возникает фамилия разбойника Сабурова, который совместно с Айфалом Никитиным бьется с Рассохиным. Битва произошла у Котельнича. Десять тысяч человек легли ни за что ни про что. Никитин и взрослый сын его Нестор погибли. Куда делся победитель Рассохин, неизвестно. Где конкретно была эта битва, где покоятся кости наших предков, неизвестно. Котельнич сейчас расстроился, может, уже его окраины коснулись забытых могил.

И времена Василия II, впоследствии Василия Темного, позорны для Вятки. Здесь вятчане или купленные, или по свой воле являются сторонниками посягателей на великокняжеский престол князя Юрия Дмитриевича и сыновей его Василия Косого и Дмитрия Шемяки. Битва под Ростовом Великим решается в пользу Юрия Дмитриевича. Василий II бежит в Новгород, Юрий Дмитриевич на московском престоле. Но внезапно умирает. Василий возвращается на московский престол, но старший сын Юрия, Василий Косой, предъявляет свои права на престол, как теперь уже по праву наследия. Снова собирает он рати, и снова основная сила этих ратей воинственные вятчане. Войска становятся друг против друга у Костромы, у впадения реки Костромы в Волгу, там, где теперь Ипатьевский монастырь. Здесь следует примирение великого князя и Василия Косого, но примирение хитрое, ибо спустя малое время тем же вятчанам дано задание захватить в плен великокняжеского зятя, ярославского наместника, князя Александра Ивановича (прозвище Брюхатый). Князь предупрежден, и ярославцы и угличане с большой многотысячной силой готовы встретить неприятеля. В это же время Василий Косой пленен. Вятчане знают об опасности. Но не оставили мысли о нападении на ярославцев. В пятнадцати верстах от Ярославля они встретили бегущие остатки войска Василия Косого и присоединились к ним. Если бы все это было бы разумно. Но отделились сорок отчаянных головушек. По Которосли, к ее устью, ночью проплыли они к ярославскому войску, пробрались ко княжескому шатру. Помог утренний туман. Цитирую далее:

«Захвативши князя и княгиню, бросаются они на стоящие у берега княжеские суда и в виду проснувшихся и хватающихся за боевые доспехи ярославских воинов отчаливают от берега, подняв копья и топоры свои над головами пленных, угрожая их гибелью не только что при преследовании, но и при едином выстреле из стана. Затем, порезав на судах Волгу до другого берега, оставляют в немом оцепенении изумленные дружины ярославцев и угличан, не осмелившихся, по повелению князя своего и мольбам княгини, долетавшим к ним с отплывающих судов, сделать ни одного движения».

Сокращая рассказ, скажу, что князь обещает выкуп в четыреста серебряных тогдашних рублей. Это четыре пуда чистого серебра. Вятчане (история тут справедливо называет их корыстными) соглашаются. Является княжий казначей, привозится серебро, сумма отсчитывается, но «пленники не возвращаются и следуют невольниками на Вятку».

Именно эта весть о пленении ярославского князя «стоила очей Василию Косому. Совершилось злодейство, — говорит Карамзин, — о котором не слыхали в России со второго на десять века (то есть с двенадцатого): Василий дал повеление ослепить своего двоюродного брата».

И виной тому — вятчане.

Но не вятичи. И на этом настаиваю.

Но тут же может получиться, что я принижаю способность земляков к сопротивлению и боевитости. Ко мне здесь ходит Коля, сосед. Чтоб не переобуваться, приходит в домашних тапочках, гуляя в них иногда и до магазина. Зима, между тем, уже вступила в свои права, забелила и заштриховала узорами окна. Коля сидит, смотрит телевизор, курит и наконец говорит фразу, ради которой пришел: «На красненькую не сообразим?» Я отказываюсь, ссылаясь на работу, но не могу огорчать Колю и помогаю ему сообразить. Вернувшись из магазина, Коля каждый раз ругает меня, что я никак не могу приехать в Нижнее Ивкино в день его получки или аванса. «Я тебя каждый раз жду. В этот раз ждал даже, когда уже последний автобус пришел, думал, может, на попутной, гляжу, тут уж программа «Время», так ты и не приехал. А раз я ждал, значит, кой-что готовил, так ведь?» Получается, что я материальной помощью Коле благодарю его за ожидания. Все рассказы Коли сводятся к рассказам о драках. «Они нам вломили, и мы им вломили». Про армию рассказ один — как Коля дежурил по кухне и задрался, как его посадили на губу, а там все добавляли, и как Коля уж и не чаял выйти с губы. «Ведут, а ремни оба отобрали, штаны держу. Ну, мне поддадут, опять махаться. Потом меня дополнительно оформляют, зато и они все в ауте».

Или, например, вспоминается слово «санчуренок». «Эти санчурята всегда не своей смертью умирают».

Но Санчурск, как и Яранск, как и Уржум очень молоды по сравнению с Шестаковом, Слободским, Орловом, им всего по четыреста лет. Это города-крепости, учрежденные Иваном Грозным после покорения им Казани. Они опять же были заселены пришлыми, по крайней мере на командирских должностях.

На севере области не слыхали тех частушек, которые поют в южных районах. В северных более про любовь, там подковырки необидны. Ясно, что в Шабалинском районе прекрасные невесты, как и вообще все вятские невесты, но ведь вот поют же шабалинские соседи: «Самогоночка — не пиво, политура — не вино. Если хочешь старых девок, поезжай в Шабалино». Или чтоб не забыть: «Хорошо тебе, товарищ, ты на хуторе живешь. Утром встанешь, морду вымоешь, за рыжиком пойдешь».

В южных больше удали, драчливости. Легко составляются такие, например, цепочки.

Начало:

Как на нашу на вечерку чужой парень залетел,

Заходил, заизгибался, знать, кинжала захотел.

Завязка:

Выходи на середину,